Юра попытался стряхнуть мою руку, оттолкнуть меня, но я не отпускала. Мы боролись, и ему плевать было, что я беременна: он толкнул меня прямо в живот. Но я не сдалась.

«Прости, малыш! Мы должны постоять за себя!»

– Отцепись, сука! – прорычал он.

Ну уж нет!

Почувствовав, что эффект неожиданности от моего броска проходит, Юра сильнее и скоро одержит верх, я вцепилась ему в руку зубами, сомкнула челюсти изо всех сил, как будто от этого зависела моя жизнь (скорее всего, так и было). Юра взвыл от боли, рванулся, но я повисла, как бульдог, чувствуя во рту солоноватый привкус его крови.

Он отшатнулся от меня, ударившись спиной о стену, едва не вывихнув мне челюсть, и я разжала зубы. Но тут же, не давая ему вздохнуть, ударила в пах, вложив в этот удар всю свою обиду, все разочарование. Юра согнулся пополам, а я, не дожидаясь, пока он очухается, вырвала у него пистолет.

За моей спиной раздался грохот, следом – женский вопль, но я не стала оборачиваться. Юра поднял голову. Лицо было искажено болью и яростной, бурлящей злобой, густо замешанной на страхе смерти.

– Выстрелишь? Убьешь? – спросил он меня, как недавно я спрашивала его.

– Убивать – это по вашей части, – выплюнула я и с размаху ударила его рукояткой по голове.

Он не успел отвести удар. Я еще раз размахнулась и снова ударила. Глаза его закатились, и Юра мешком рухнул у моих ног.

«Поверженный», – пришло мне в голову.

Долго ли он будет так лежать? Скоро ли очнется?

Не так уж важно. Теперь я была уверена, что смогу одолеть его. Да и кого угодно смогу одолеть, ведь я справилась, я смогла! Мне захотелось издать боевой клич американских индейцев, вскинуть руку в победном жесте или сделать еще что-то подобное, но вместо этого, держа пистолет в руке, я развернулась к Илье и Агате.

Мне показалось, я сражалась с Юрой очень долго, но на самом деле прошло не более пары минут. Однако за это время произошло многое.

Дверь кладовки была сорвана с петель и валялась на полу – вот что за грохот я слышала. Часть стены кладовки была разворочена, точно от взрыва, так что образовался большой пролом.

В этом проломе виднелась дверь в зеркальную комнату. Растрепанная, обескураженная, растерявшая свой апломб Агата сидела на полу, неловко подогнув одну ногу под себя, прислонившись к двери: похоже, некая сила швырнула ее, приложив затылком и спиной о толстую поверхность.

Я повернулась и посмотрела на Лелю.

– Как ты? – прошептала я.

Она прикрыла глаза в знак того, что слышит меня.

– Все будет хорошо, – сказала я и, прижимая левую руку к животу, пошла к Илье, который стоял, не сводя с Агаты своего жуткого кровавого взгляда.

Он превратился в чудовище, но я не боялась его. Встала рядом и сказала:

– Пистолет у меня.

– Он не понадобится, – прозвучал ответ. – Поговорим, Елизавета?

Илья резко вздернул подбородок, и Агата, как его зеркальное отражение, сделала то же самое, застонав от боли.

– Смотри на меня, – приказал он. – Кто я?

Агата не могла опустить голову, глядя в лицо Ильи. Я тоже смотрела на него. Дальше произошло нечто, равного чему я не видела и не увижу, наверное, никогда.

Сквозь красивые, благородные черты Ильи проступило другое лицо. Пергаментная кожа, глубоко посаженные черные глаза, тонкогубый щелеобразный рот… Старуха!

Агата задохнулась от шока. Как выброшенная на берег рыба, она открывала и закрывала рот.

– Зеркальная комната отнимает у того, кто владеет ею, возможность иметь детей. В любом своем воплощении ты бесплодна.

«В этом Агата не солгала», – подумала я.

– Поэтому вам с муженьком приходилось искать подходящих детишек, чтобы в нужный момент переселять в их тела свои гнилые души, а потом оформлять нужные бумажки, завещать имущество «приемным детям». Но это еще не все, верно? Зеркальная комната дарила бессмертие не только тебе и мужу! Вы зарабатывали миллионы, торгуя этой возможностью! За баснословные деньги отдавали молодые «сосуды» богатым старцам; переселяли души умирающих детей в здоровые тела: любой родитель отдаст все за возможность отвести от края могилы неизлечимо больного ребенка. Устроили настоящую ярмарку: выбирай на вкус, в чьем теле хочешь продолжить жизнь!

– Не припомню, чтобы ты жаловалась, старая ведьма! Ты тоже готова была платить! – прохрипела Агата.

– Но ты подвела меня, дрянь!

– Я не виновата! Это Пантелей, – в отчаянии завопила Агата.

– Твой дворовый пес взбунтовался…

В этот миг сквозь черты старухи проступила внешность мужчины в костюме, которого я видела в доме и сначала приняла за одного из рабочих. Выходит, его звали Пантелей.

– Я годами делал все, что ты желала. Ты никогда не узнала этого, но дело было не в деньгах. Я любил тебя и ради тебя не знал жалости. Однако та девочка… Она была похожа на ангела, спустившегося на землю. Я не смог погубить ангела! Захотел спасти, но ничего не вышло.

– Твой муж убил твоего пса, – лицо старухи вновь вытеснило лицо мужчины. – Но ненароком пострадала и девчонка. В зеркальной комнате что-то пошло не так, хотя ты уверяла: все хорошо, все в порядке!

– Девочка погибла, я тоже! – Это снова был Пантелей.

– И теперь мы обречены блуждать тут вместе со всеми, – завопила старуха.

Голоса, что рвались из горла Ильи, стали такими мощными, оглушительными, что мне пришлось зажать уши. Сила, звучавшая в этом многоголосом хоре, сбивала с ног. У Агаты пошла носом кровь. Она сучила ногами, хотела отвести взгляд от Ильи, прижать ладони к ушам, но не могла сделать ни того, ни другого.

– По твоей милости все мы застряли здесь – и я, и Пантелей, и дети! Ты думала когда-нибудь, куда деваются души детей, десятки, сотни душ, которые проклятая магия зеркальной комнаты вырывала из тел, чтобы подселить вместо них души тех, кто платил тебе звонкой монетой? Не знаешь? Так я скажу! Мы все тут! Мы не можем уйти! Ты не видела нас, но мы видели тебя. Ненавидели и ждали, когда сможем отомстить. Пока ты жива, мы не можем освободиться!

– Врешь! Ты сумасшедший, псих! – завизжала Агата. – Ничего этого нет!

– Спроси ее. – Илья указал на меня. – Она слышала и видела. Ее дочь тоже. Есть люди, которые могут чувствовать таких, как мы. А есть и другие люди…

Илья широко ухмыльнулся.

– Медиумы. Люди, которые не только видят и слышат мертвых, но могут стать нашими голосами, нашими руками.

Я понятия не имела, что Илья – медиум!

Интересно, знал ли об этом он сам?

Агата