понять, что с нею стало, не видят никакого прогресса в ее состоянии: периоды апатии и буйства перемежаются, нет и намека хоть на малейшее просветление.

Зеркальной комнаты больше не существует. Мы с Лелей и Ильей, выведя оттуда Агату, разбили все зеркала до единого на мелкие кусочки. Больше никто не сможет восстановить дьявольскую комнату и воспользоваться ее магией.

Как Юра объяснял состояние Агаты полиции и скорой, я понятия не имею. Когда мы вывели его подружку, он глянул на нее и убежал в ванную; я слышала, как его рвало. Пока мы громили комнату, Юра сидел в холле, не делая попытки воспрепятствовать нам.

До приезда полиции и скорой мы ушли, оставив его разбираться со всем, что случилось. И прямо в тот же день я подала на развод.

Полагаю, Юра сумел задействовать свои связи, боясь, чтобы я не сболтнула лишнего, поэтому меня никогда никто ни о чем не спрашивал. Ни меня, ни Лели, ни Ильи будто и не было в доме.

Дом, кстати, Юра продал, охотники приобрести его нашлись быстро. Мы с детьми получили свою долю – об этом я уже говорила. Словом, я отряхнула прах с ног своих, и это произошло даже легче, чем мне думалось.

… Я наклонилась, поцеловала спящего сына в бархатную щечку. Встала со скамьи и покатила коляску к выходу из парка. С минуты на минуту прозвенит звонок, и моя дочь вместе с другими ребятишками выйдет из школы. Я обниму ее, спрошу, как прошел день, и мы все вместе пойдем домой. Купим по пути мороженое и фруктовый йогурт для Илюши, дети перепачкаются, будут резвиться, смеяться, и я стану смеяться вместе с ними.

Позже позвонит Илья. Мы договоримся, что он заедет за нами завтра, я буду слушать его голос и улыбаться, и сердце мое будет петь.

Да, будущее вовсе не безоблачно, туманно и непредсказуемо, но этим оно и прекрасно.

И если все это нельзя назвать счастьем, то я ничего не понимаю в жизни…