Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На хрена я ввязалась в эту разборку? Сама не пойму. В реальности, будь у меня неделя, три дня, да даже полноценные сутки, я бы никогда не уступила этой наглой соплячке. Я вела себя так, словно это настоящая жизнь, при этом понимая, что мне ни фига не светит. Ведь я знала исход разговора, когда шла на встречу с Серёжей, знала, когда посралась с Лирой, и даже раньше, в подземелье Грыма, понимала, к чему всё идёт. Привычки и инстинкты обманывали меня, как тупую гончую собаку, которую заставляют бежать за механическим зайцем.
Мысль вертелась гадюкой в болотной жиже, и я никак не могла ухватить её за скользкий хвост. Это выдуманный мир с реальными людьми. Мы играем здесь, а живём там, мы здесь и мы там это разные люди или одно и то же и что в нас сильнее игра или реальность и кто мы на самом деле эльфы орки или люди и какой мир считать большим который за мостом и стеной тумана или куда мы уходим снимая очки и сьюты и даже через закрытые глаза пробивался запах гари и палёной шерсти и всё что я успела сделатьотключаясьэто нажатьнавыход.
Глава 24
В дыму
Я пыталась открыть глаза, но у меня ничего не получалось. Плотная серая пелена заслоняла всё. Запах гари только усилился, он стал противным, едким, царапающим грудь изнутри. Тело не слушалось. Свинцовая слабость прижала руки и ноги к земле. Мне показалось, что я застряла между двумя мирами, потеряла сознание на травяном поле и ко мне подбирается пламя от моих файерболов. Чёртовы палёные зайцы мстят за свою гибель.
Громкий неприятный звук не давал отключиться. Звук, которого не должно быть в мире магии, полей и умирающих эльфиек. Истошно надрывался бесперебойник в кабинете у мужа. Значит, просто обрубилось электричество. Такое редко, но бывает даже в элитном жилье. На глазах – линзы, ставшие теперь мутным бельмом. И только дым не вписывался в общую картину.
Я с трудом выпрямилась. Выжатое до предела препаратами тело не слушалось, а этот бесконечный день всё никак не хотел заканчиваться. В изломанном свете уличного фонаря я видела сизую темноту в прихожей. Она время от времени озарялась вспышками и треском. Горел стабилизаторный щиток.
Первый порыв – броситься к спасительному окну. Я с детства жутко боялась пожаров. Пьяные курильщики и дерьмовая проводка – спутники всякой нищеты – исправно поставляли новые трупы в статистику райцентра. Хотя взрослые запрещали, мы тайком бегали на пожарища, переживая в детских душонках ужас и облегчение – оттого, что это случилось не с тобой.
Уже во взрослой жизни ютуб научил, что сидеть на карнизе, выбирая между поджариванием задницы и прыжком вниз – тоже не лучший исход. Рванув из блока питания бесполезные провода, я зажала лицо подушкой и отчаянно двинулась к входной двери.
Верхний замок, щеколда, цепочка. Я знала всё на ощупь, но едва держалась, чтобы не сорваться в такую желанную панику, не начать биться о преграду с криками, как пойманная птица, чтобы скорее пришли, спасли и сделали всё, как надо. Только злость удерживала рассудок. Холодная бешеная ярость.
Тяжёлый сейфовый замок сыто щёлкнул, и я вывалилась наружу, чтобы заорать «Пожар» в спящий лестничный пролёт.
Снизу забухали шаги. В таких домах есть те, кому по службе положено бежать навстречу опасности. Квадратный секьюрити с огнетушителем в руках перепрыгивал через две ступеньки. За ним, сильно отставая, семенил пожилой консьерж. Загудел лифт, видимо, в нём тоже спешила подмога. Я поняла, что в подъезде мирно горит свет. Только дверной проём за спиной был тёмным.
В квартире вдруг стало шумно и многолюдно. Какие-то мужики в спецовках притащили переноску и деловито устанавливали лампы на штативах. Управдом Семён Петрович пытался напоить меня то водой, то моим же коньяком. Его седые усы даже поникли от огорчения и сочувствия. Начальник охраны, стоя рядом с героическим секьюрити, увлечённо тыкал пальцами в обгорелый щиток, а его подопечный кивал и невзначай бросал на меня любопытные взгляды.
Я сообразила, что одета только в игровой сьют – тонкую латексную хрень, которая не скрывала вообще ничего. Обслуга жилого комплекса была настолько вышколена, что, застань они меня абсолютно голой, с наручниками и плёткой, всё равно упорно делали бы вид, что не происходит ничего необычного. А вот малыш был из новеньких. Вскормленный на жирном молоке и сметане, он топтался в прихожей неуклюже, как бычок-двухлеток. Я поймала его взгляд и пояснила с приветливой улыбкой:
– Я дайвингом занимаюсь. Тренируюсь в ванне, пока не сезон.
– Зенки опусти, дебил! – увесисто пхнул его в бок начальник. – Тебе ещё завтра отчёт писать по всей форме.
– Не ругай его, Иван Макарыч, он молодец, всё правильно сделал. – Я заметила, как у парня покраснели уши. Совсем молодняк.
– Как тебя зовут, герой?
– Андрюха, то есть Андрей.
– А фамилия?
– Онищенко.
– Спасибо, Андрюша Онищенко, – сказала я и тут же потеряла к парню интерес, прислушиваясь к рассказу домоуправа.
– У вас проводку коротнуло, Маргарита Дмитриевна. Видать, перегрузили её чем-то сильно. – Семён Петрович кинул быстрый взгляд на мой костюм и тут же соскочил с опасной темы. – Супруг у вас тут всё по-своему оборудовал, не по регламенту, вот стабилизаторы и выгорели. Так бы – щёлк, и всё, – он выразительным щелчком показал, насколько быстро всё бы произошло.
– Что всё? – я прищурилась. – Вы хоть догадываетесь, сколько это всё стоит? Да тебя, хрен старый, на органы пустить, и то вся эта техника не окупится. Ты моему Филиппу ботинки лизать должен за то, что он на вас, уродов, не понадеялся.
Фил в последнее время увлёкся джазом. То ли попал под влияние всяких снобов и ценителей, то ли причудливые ритмы винтажных темнокожих маргиналов и впрямь задели что-то в его расчётливом банкирском сердце. Он накупил коллекционного винила и хай-эндовой акустики, а поскольку та капризничала на истерически скачущем сетевом напряжении, муж оборудовал квартиру собственным блоком стабилизаторов. Не сам, конечно. Притащил нужных спецов из своего банка. Этот блок и сдержал внезапный и необъяснимый скачок напряжения. Мощные приборы, сколько