На нерве я чуть не проговорилась Вьену, что ещё ночью здесь были живые, но сейчас такое признание казалось глупостью. Молчать и уехать при первой же возможности. Этого кошмара ничто не предвещало, но он случился, а в следующий раз Валентайна рядом может не оказаться.

Пристёгивая жезл к поясу, я перешагнула обломок полки, разворошенную связку соломы с крыши. Хлева и сараи зияли прорехами и проломами крыш, виднелись обглоданные, тёмные от запекшейся крови кони и овцы, бык, выпотрошенные курицы… те четверо сбежавших зомби попировали или гуль?

Баню почти не задело, хотя возле крыльца змеилась, точно росчерк молнии, глубокая трещина. Фонарь валялся в клумбе у противоположной стены, почти скрытый тёмными цветами. Из-за них, наверное, и не заметили. Я подошла ближе.

Куда спрятать?

Ужас охватывал ледяными объятиями, сердце стыло, будто я впервые собиралась нарушить закон, но теперь… теперь у меня есть выбор. Можно сознаться, положиться на старших. А можно попытаться спрятать улику и попасться. Или спрятать удачно. Можно честно рассказать и столкнуться с недоверием: «Специально призналась, чтобы не подозревали, но мы не настолько глупы». А можно попасться на попытке спрятать, и объяснению «испугалась» поверят. Только признание в ночной прогулке потащит за собой признание в нарушении закона об инициации.

Лучше спрятать этот треклятый фонарь. Вздохнув, я наклонилась, потянулась к кольцу на макушке фонаря.

– Что вы делаете? – холодно спросил Валентайн.

От ужаса я так и застыла задом кверху.

– Без плаща поза выглядела бы привлекательнее, – заметил Валентайн. – И повторю вопрос. Что вы делаете?

Сердце выпрыгивало из груди, бешено перегоняло кровь по венам. Сглотнув, я, так и не коснувшись фонаря, выпрямилась:

– Благодарю за информацию. Если решу использовать такую позу для соблазнения – непременно сниму плащ, – щёки пылали.

Я не поворачивалась, изображала интерес к сараю за баней.

– Мне третий раз повторить вопрос? – Валентайн явно приблизился.

Холодные мурашки так и бегали по спине, я сложила руки на груди:

– Осматриваюсь я. Мне казалось, это очевидно.

– И что насмотрели?

– Ничего особенного, – я покосилась на фонарь в цветах.

Как теперь его незаметно убрать?

Зачем Валентайн пошёл за мной? И что собирается делать?

– Надеюсь, вы не пришли меня додушить, – я полуобернулась, – пока свидетелей нет.

Валентайн очень пристально смотрел, но его лицо ничего не выражало. От этого внутри неприятно сжималось. Подобные сдержанные личности слишком непредсказуемы, в любой момент могут сорваться… придушить.

Пожалуй, следует уходить из этого закутка.

– Ещё раз спасибо за помощь, – я кивнула и, отступив поближе к бане, зашагала назад.

Валентайн перегородил дорогу с тем же бесчувственным выражением лица. Сердце ухнуло в пятки, я лихорадочно искала фразу, шутку, вопрос, которые бы разрядили ситуацию, прояснили…

– Какие-нибудь вопросы? – Я с самым милым видом вскинула брови. Ну как с милым – мышцы у меня сводило от ужаса.

– В вашем университете было много самостоятельных практических занятий?

Брови как-то сами поползли выше. Кашлянув, я созналась:

– Честно говоря, совсем самостоятельно мы не работали.

Теперь брови поползли вверх у Валентайна. Я поспешно добавила:

– Нет, мы работали сами, но под присмотром профессоров. Нас всегда страховали.

– Зачем такие специалисты? – Валентайн сцепил руки за спиной.

Сладко-гнилостный ветер взъерошил кончики его жёстких, торчащих в стороны волос.

– Для рутинной, низкооплачиваемой работы, – я опустила руки вдоль тела. – Возможно, вам, аристократу, этого не понять, но существует много видов работ, для которых не надо быть семи пядей во лбу.

– Да знаю я, – брезгливо отозвался Валентайн и развернулся. – Идёмте, надо поговорить, но там, где не воняет мертвечиной.

Он уходил, а я стояла. Что? Куда? О чём говорить? Видимо не услышав шагов, Валентайн обернулся и сердито потребовал:

– Идёмте. Это не просьба, а приказ владельца земли.

Ну раз так… Я, снова прикрываясь рукавом, поплелась за ним. Валентайн не защитил свой чувствительный нос – сумасшедший! Но его дело. Мы засновали по островкам более-менее чистой земли, мерзкий запах одурял, хотя я дышала ртом. В поле Базен спорил с махавшим руками Вьеном.

Валентайн коротко свистнул, за воротами послышался цокот. И я поняла – та дивная кобылка редкой масти мчалась к хозяину. Узкая перламутрово-розовая морда показалась из-за створки, и Валентайн пошёл быстрее.

Так, а где Рыжик? Я ведь высвистывать его не умею.

– Королева, – ласково, голос изменился до неузнаваемости, позвал Валентайн и погладил тянувшуюся к нему лошадь, почесал под подбородком. – Умница.

Она шевелила мягкими розовыми губами, будто шепча, и ткнулась в ухо.

– Красавица, – влюблено смотрел Валентайн.

Голубой лошадиный глаз в ореоле длинных светлых ресниц скосился в мою сторону, Королева неодобрительно фыркнула. Ну отлично.

– Только сзади не подходите, – Валентайн с явным удовольствием гладил свою красавицу по изящно согнутой шее. – Давайте зовите своего.

Помедлив, я сложила ладони рупором и крикнула в небо:

– Рыжик!!!

У Валентайна слегка округлились глаза.

– Мы с Рыжиком плохо знакомы, – я пожала плечами. – Не знаю, на какие команды он откликается.

– Ясно, – обронил Валентайн, вышел за ворота и вскочил в красное седло.

Королева перебирала стройными ногами, шкура лоснилась на вздувавшихся мышцах. Я тоже вышла на дорогу: со всех ног Рыжик ко мне не мчался. И даже не шёл. Его вовсе не было.

В противовес жаждущей движения лошади, косившей на меня светлым презрительным глазом, Валентайн был подчёркнуто холоден. Высоко задрав подбородок, он уничижительно спросил:

– Вы получили мои цветы с извинениями?

Постояв с приоткрытыми ртом, я сдавленно уточнила:

– Какие цветы?

– Лилии из нашей оранжереи, – Валентайн перевёл взгляд на небо, обронил: – Дядя велел извиниться перед вами за… – Тонкие губы на несколько мгновений плотно сомкнулись, продолжение было совсем глухим: – За недостойное аристократа поведение.

О! Я моргнула. И прикусила губу, чтобы не предложить просто извиниться сейчас: не стоило злить потенциального помощника.