Даже в темноте Сон угадал на её лице улыбку. Низкий, тихий, но нежный и заботливый голос, от которого сердце заколотилось так, что вот-вот выскочит.

Лесная опушка, шум речных вод, стрекот ночных птиц — всё-таки есть в этом всём отдельная прелесть, если не считать мошкары, которая вечно путается у лица и мешает жить.

Из вороха мыслей Сна вырвало совсем лёгкое касание.

Полина опустила руку ему на плечо, тихо обняла его, пересилив то отторжение, с которым парень обычно встречал её. Сам Сон не противился этому. Напротив, нет таких слов, не знал он таких эмоций, чтобы выразить весь поток чувств, что снедали его сейчас.

Никого не осталось. Только тьма и Волчица, оберегающая своё дитя. Так хотелось ему думать сейчас. Так он видел себя со стороны.

— Когда я была совсем маленькой, — говорила Полина, — я часто смотрела на звёзды перед сном. Особенно летом, когда мы с родителями на дачу ездили. Там ещё большой чердак был с крышей и окном с видом на небо У отца ещё телескоп был, он по молодости астрономией увлекался. И мне давал смотреть тоже. Мы выискивали созвездия, рисовали их карты. Так здорово было. И я любила представлять, что звёзды живые, что каждая из них может тоже чувствовать, думать. Выдумывала всякие истории про них. Давала им собственные имена. У меня даже одна любимая была, она не вписывалась в остальные созвездия, выбивалась из них. А потом она погасла. И тогда я загадала желание, что однажды она вернётся ко мне живым человеком. И я всё-всё расскажу ей, что у меня произошло за это время. А она — как ей теперь живётся в мире людей. Часто выдумывала, какой же она будет. Долго-долго искала, в школе, среди друзей — и — не знаю, для себя я решила, что сразу узнаю её. И сколько раз ни пыталась находить — всё время ошибалась. В моих мыслях эта звезда должна была узнать меня, а я — её. Сначала мы назовём друг друга нашими новыми именами. А потом встретимся.

— Придумай меня живым? — усмехнулся Сон. — Тебя ведь не Полиной зовут? Филин мне говорила.

Та прыснула, откинула мешавшуюся прядь с лица.

— Всегда представлялась именем в настроение, — пожала плечами. — А потом решила проверить, поверит ли кто-то правде.

Сон кивнул с пониманием.

— Вот как. Хочешь солгать — просто скажи, как есть?

— … И никто тебе не поверит.

Потом она улыбнулась, одарив своего спутника тёплым, добрым взглядом.

— Спасибо тебе, что пошёл со мной, — прошептала девушка.

Сон опустил руку ей на ладонь, ощущая тепло её руки. Их пальцы сплелись, объятья сжались.

Ткнув его носом в щёку, Полина поднялась и направилась к своему рюкзаку, принялась доставать оттуда спальный мешок.

— Расчистишь место? — бросила она парню через плечо. — Я пока спальные места приготовлю.

Сон молча кивнул и направился к беседке. Работы, на самом деле, там было далеко не на одного человека: огромный деревянный стол и две скамьи с обеих сторон. Чтобы разместить тут спальные мешки, нужно хорошенько поднапрячься.

Кряхтя и ругаясь, он всё-таки смог водрузить обе скамьи на поверхность стола, а после — задвинуть их ко входу.

Поймав удивлённый взгляд Полины, наблюдающей за его действиями, он пояснил, что предпочитает держать двери на ночь закрытыми.

Та лишь рассмеялась и покачала головой, подала ему и спальники, и рюкзаки, а после — и сама впрыгнула внутрь, через «окно». Можно было стелиться.

Друзья лежали вместе, держась за руки, смотря друг на друга.

Сну хотелось — безумно хотелось коснуться её. А Полина — она улыбалась парню, угадывая его желания. Она знала, она прекрасно понимала, чего хочет этот ребёнок. И ей нравилось ощущать своё чувства превосходства над ним. С другой стороны она боялась, что этим самым чувством она его сломает. Нельзя ей ничего с ним делать, иначе подчинится ей и привяжется. Если он что-то хочет от неё — пускай решается сам.

К тому же будет куда лучше, если они выспятся. Лично её уже клонило в дрёму: день выдался чертовски сложный, что физически, что морально. А завтра предстоит тяжёлый бросок по горам. Хотелось бы успеть на Сансару, чьи костры она мельком видела днём. Если есть возможность, почему бы не посетить старый праздник. Волчица хотела насладиться свободой детства до последнего, и визит туда видела как ещё одно возможное приятное воспоминание для будущего.

У Сна слипались глаза. Он устал.

Снова осторожно и нерешительно протянул он руку к Полине. Та нежно обвила его ладонь своими тёплыми пальцами, подалась вперёд, придвинувшись ближе к нему.

Угадав его взгляд, добрая Волчица тихо кивнула и произнесла:

— Я с тобой, маленький. Не бойся. Я здесь. Я не исчезну.

Вместо ответа тот припал губами к её ладони.

— Спасибо тебе, — так же тихо прошептал он.

Так они и уснули, держась за руки.

Одни, на отшибе безымянного посёлка, близ великих гор, под сенью беседки и ясных ярких звёзд. Пускай на короткое время, но всё же — вместе, искренне и чисто, как давно не засыпали ни с кем. Любовь ли, дружба, восхищение — не важно, какие чувства царили в их сердцах. Не важно это для них. В такие моменты слова излишни — словами можно описать лишь поток сознания, но не буйство красок эмоций и чувств. Эта грань звуков и сплетений оттенков сияния, переливы света и тени, шумов и мелодий. Гармония, доступная пониманию сердца. Гармония единства.

Каждому по-своему, но им обоим важна была лишь одна мысль: они здесь.

Они вместе.

Пыльца рассветных лучей осыпала спящих путников тёплым свечением. Время и место исчезли. Только одинокая беседка у быстрой реки, неизведанная тропинка, посёлок за спиной и лес впереди.

Сон протяжно и сладко зевнул, потянулся, с нежной улыбкой посмотрел на всё ещё спящую рядом Полину. Только бы не разбудить её.

Нужно набрать воды, привести себя в порядок, поесть и взбодриться. Согласно его спутнице, им ещё предстоит долгий путь.

Дикая природа, даже загаженная туристами, которые всенепременно суют в неё свой нос, всё-таки располагала к гармонии и спокойствию.

В реке можно было и напиться, и умыться. Искупаться при всём желании не выйдет — слишком сильное течение, да и нельзя сказать, что Сон любил холодную воду. Только если пить.

Была мысль приготовить поесть, но Сон её отбросил — с такими вещами лучше дождаться пробуждения спутницы, чтобы завтрак действительно состоялся: себе он в готовке если и доверял, то только в отношении лишь тех блюд, которые умел готовить: строго говоря, никаких. Почти. Кроме жареной картошки, которую здесь не сделать.

Порывшись в своём рюкзаке, он достал пачку сигарет, блокнот и ручку. Раз всё равно пока нечем заняться, отчего бы и не писать? Строго говоря, он в последнее время вообще ничего не писал. Да и вообще не сказать, что он часто вспоминал о своём творчестве Так, время от времени, больше от скуки, нежели для дела. Ему нравилось мнить себя представителем богемного общества, думать о том, как его книги расходятся, как им восхищаются — и в своих мыслях он всегда упивался собой. Проблема лишь в том, что куда больше времени он тратил на мечтания, нежели на сам процесс. На созидание чего-либо не хватало ни усидчивости, ни большого желания. Легче играть в искусство, чем посвящать себя ему. А играть — это легко. Особо не думать, выстраивать простенький сюжет, написал один раз — и готово. Никто ничего не ждёт от тебя, ты ничего не ждёшь от людей. Сиди и твори себе в удовольствие. Некоторые назовут это бумагомаранием и графоманством — что же, их право. Какая разница, если лично тебе это в радость.