– А… с ним что-то не так? – осторожно спросила я.

– Когда всё загорелось, ты первым делом вытащила его и гаяра.

Я вздохнула. Воспоминание о Рыжике было болезненным. Мой храбрый котик погиб, пытаясь меня спасти. А я ничем не смогла ему помочь.

– Иногда мне кажется, что ты с ним разговариваешь. Во всяком случае, ты точно с кем-то разговариваешь в своей комнате. И вот ещё что, – продолжал добивать меня он. – Эта игрушка никак не может быть твоей, слишком старая и потрёпанная, а ты здесь недавно.

Вот же выбрала себе мужа, проницательного!

– Но главное, – не унимался Рониур, – мы даже не целуемся в твоей спальне. И думаю, тут дело в нём.

Доводы были сокрушительные. Я, конечно, могла попытаться убедить мужа, что всё это ерунда и ему показалось. Но, боюсь, он мне не поверит.

– Поэтому повторяю вопрос: что не так с твоим медведем? – спокойно сказал Рониур.

Так спокойно, что стало понятно – ни за что не отстанет, пока не вытрясет правду.

– Он живой, – сдалась я.

– Что-что?

– Ну, это не совсем медведь. В него каким-то образом вселилась душа мага, который умер много лет назад. И теперь это вроде как маг, но в форме медведя.

Я заглянула в глаза мужу и пожала плечами. Мол, ну, так вышло.

– И где ты его откопала? – Кажется, у моего благоверного волосы на голове зашевелились. – Ты хоть понимаешь, как это может быть опасно?

– Откопала в подвале. И он не опасный. Он, конечно, вредный немного, но он мой друг.

Рониур покачал головой, глядя на меня.

– Ты не перестаёшь меня удивлять. Ты самая безответственная и безрассудная студентка, которую только видели стены этой Академии!

– Но ведь от меня же и польза есть? – обиженно проговорила я.

– Ещё какая! – рассмеялся Рониур, целуя меня в макушку. – Вставай, пойдём знакомиться с твоим другом.

Но познакомить его с медведем так сразу не удалось. Я услышала, как что-то скребётся в окно, внимательно всмотрелась в темноту за стеклом и ахнула, увидев рыжее пятно. Даже не могла поверить.

– Котик, миленький мой! – я бросилась открывать ставни.

Уж не знаю, чему я сейчас удивлялась больше: тому, что он смог выжить под шквалом ледяных стрел, или тому, что он сумел вскарабкаться на высоченную башню. Я схватила дрожащее рыжее тельце, прижала к себе.

– Боже мой, какой же ты грязный! И худющий! Голодный, наверное?

Рыжик жалобно мяукнул.

– Подожди, сейчас тебе что-нибудь закажу.

Но Рониур, о котором я напрочь забыла увидев котёнка, уже входил в спальню с полной тарелкой еды.

– Кстати, нам с тобой тоже не мешало бы подкрепиться. Не знаю как ты, а я голоден как чёрт.

А потом, покосившись на уплетающего за обе щёки Рыжика, добавил:

– Или как блудный гаяр.

Мы ужинали, разговаривали, иногда умилённо поглядывали на котёнка, который, кажется, решил с лихвой компенсировать все те дни, что слонялся где-то вдали от дома. И у меня даже закралась надежда: вдруг Рониур забудет, что собирался познакомиться с моим плюшевым приятелем.

Размечталась! Рониур ни о чём не забывал. Как только мы покончили с поздним ужином, он строго, совсем по-преподавательски, сказал:

– Пойдём.

Мы вошли в мою спальню, я достала медведя из угла и усадила его на кровать.

– Тут такое дело… В общем, Рониур знает, что ты живой, – смущаясь и подбирая слова, проговорила я. – Это не я проболталась, он сам догадался. Так что от него можно будет не скрываться. И он обещал, что ничего плохого тебе не сделает.

– Я ничего не… – возмущённо начал мой муж, но я его перебила:

– Обещал-обещал! Или пообещает сейчас.

Медведь молчал, и Рониур сдался:

– Хорошо, обещаю. Я не сделаю тебе ничего плохого.

Но и после этого плюшевый негодяй вёл себя так, словно он и правда – обычная потрёпанная игрушка с оторванным ухом.

Сердце пропустило удар.

А что если этот вредный тип обиделся на мою болтливость, и теперь вообще никогда больше не произнесёт ни слова? А Рониур сдаст меня в какую-нибудь местную психушку, потому что я разговаривала с игрушкой и верила, что она одушевлённая.

– Подвал! – угрожающе прошипела я.

– Подвал, подвал… Чуть что, сразу подвал, – проворчал медведь.

Я бросила победный взгляд на Рониура.

– Ну вот! Я же говорила!

Мой муж был совершенно спокоен. Глядя на Рониура, можно было подумать, что общаться с говорящими игрушечными медведями для него – обычное дело.

– Кто ты? – невозмутимо спросил он.

– Он не помнит, – ответила я за медведя.

Но Рониур даже бровью не повёл.

– Отвечай честно, – сказал он, глядя в упор на медведя.

– Граф Вирастольф! – с неохотой выдавил медведь.

– Граф Вирастольф? – Рониур задумался. – Он же умер почти сто лет назад…

– Как видите, не умер. Вернее, умер, но частично.

– И как же вы попали в эту игрушку и в подвал Академии в частности?

Я смотрела на нахального медведя во все глаза. То есть для меня он столько времени разыгрывал ретроградную амнезию, а тут решил во всём признаться? Никакого уважения! А я ведь считала его другом!

– Это долгая история, – проворчал медведь.

– А мы никуда не торопимся.

Рониур с комфортом уселся на стул возле моего письменного стола, я забралась на кровать. Рыжик, разумеется, тут же устроился у меня на коленях. Соскучился, котик. И мы все вместе приготовились слушать долгую историю.

Жизнь графа Вирастольфа была длинной и удивительной. Но подробно рассказывать о ней он не стал. Сейчас куда важнее была его смерть.

К старости граф, который в своё время совершил много подвигов и безрассудств, поселился в родовом замке.

Оравы детишек и внуков у него не было, так что единственным его развлечением стали алхимические опыты и эксперименты с зельями и артефактами, а так же непрекращающиеся дрязги с соседом, старым графом Миндаром. Тот тоже был сильным магом, и старики с упорством, достойным лучшего применения, мерились магическими силами: устраивали друг другу каверзы, иногда весьма обидные и даже опасные для жизни.

Нельзя сказать, что они были врагами, скорее даже добрыми приятелями, но вот такая у них сложилась дружба.

В один прекрасный (или не очень) день старый граф Миндар пригласил Вирастольфа к себе на обед. Опоил зельем и совершил сложнейший, почти невозможный ритуал – отделил душу от тела.