После очередного приступа кашля она забрызгалась слюной.

– Не в то горло пошло, – пояснила она, комкая в руках остатки фокаччи. От приступа тахикардии ее сердце упало куда-то в ногу; она потерла затвердение, которое массировал Андреа. – Теперь бабушка в порядке.

– Папа! – Ребенок собрался было слезть со стула, но Анна его удержала.

– Может, нарисуешь мне красивую картинку на гипсе?

Лоренцо остался на месте.

В дверях появился Карло:

– У вас тут все в порядке?

За его спиной стояла Маргерита.

– Вы что-то хотели? – спросила Анна.

– Мы?!

Мальчик посмотрел на бабушку, та незаметно подмигнула ему. Тогда он слез со стула и достал из рюкзачка цветные карандаши.

– Мы хотели, – Анна зашлась в кашле, – хотели пожелать тебе ни пуха ни пера. Во сколько у тебя завтра собеседование?

Карло подошел к Анне и стряхнул крошки с постели.

– В девять. – И внимательно посмотрел на них обоих. – А ты, Лоренцо, не доставай бабушку.

– А он меня и не достает! Я попросила его нарисовать картинку и хотела попросить, чтобы он, как настоящий мушкетер, отвез меня в спальню.

– Мама, ты хочешь в спальню?

Анна утвердительно кивнула.

Маргерита с готовностью наклонилась, будто давно ждала этого момента, и разблокировала колесики кровати. Взявшись за край, она осторожно повезла кровать в сторону спальни.

С тех пор как она повстречала Карло, в ней появилось нечто, чему Анна старалась найти название. Заботливость или даже больше: Маргерита не мешала близким поступать так, как они считают нужным. Семейная жизнь превратила ее в женщину, способную не только принимать, но и оберегать непоследовательность окружающих: позволить матери расквартироваться в гостиной, а потом по первому требованию сразу же перевезти ее в спальню; поддержать отца, пожелавшего умереть раньше положенного срока; закрыть глаза на возможную измену мужа.

Маргерита выкатила кровать на середину спальни и аккуратно развернула так, что та оказалась рядом со швейной машинкой, опустила жалюзи и принялась переносить оставшиеся вещи из гостиной. Затем распахнула створки шкафа, чтобы Анна могла смотреть на висевшую там одежду.

– Спасибо. – Ее взгляд упал на свадебную накидку. Ткань поблескивала даже сквозь целлофан. – Я надела ее шиворот-навыворот, – прошептала она.

– Да, я знаю. Довольно смело для пятидесятых. По-моему, ты слегка погорячилась.

Анна ей улыбнулась, устроилась поудобнее на подушке и почувствовала, как на нее навалилась усталость. Когда она проснулась, было уже темно, свет горел только в коридоре. Медсестра передвинула кресло и наблюдала за ней, листая журнал при свете фонарика. К горлу подступил приступ кашля, но Анна сдержалась, дыхание участилось, и она постаралась вдохнуть полной грудью. Кожа на ноге была прохладной, она с облегчением обнаружила, что из-под простыней ничем не пахнет. За окном в свете фонаря кружились мелкие крупинки – присмотревшись повнимательнее, она поняла, что это мартовский снег.

– Он все-таки пошел, – пробормотала она.

– Вы что-то хотели, Анна? – отозвалась медсестра.

– Это снег на улице?

– Снег с дождем. Пошел с час назад.

Анна загадала, чтоб снег повалил сильнее. И когда вскоре так и случилось, ей захотелось встать и оказаться на улице – она была девочкой с виа Падова, лепившей лучших снеговиков: носы она им приделывала из тыквы, а глаза из выкрашенной в черный цвет газетной бумаги. Идет снег, хотел было сказать Андреа Джорджо, но промолчал. Подойдя к окну, он надеялся, что белым запорошит и асфальт, и клочок земли под орехом, потом испугался, что Цезарь замерзнет. Его пес – обрубленный хвост, водянистые глаза и леденящий холод на ране, боку, лапах, морде. Он взялся за оконную ручку и вдруг почувствовал, как Джорджо обнял его сзади за плечи и прислонился щекой к его шее. В Милане снег вечно в диковинку, это показалось Маргерите хорошим знаком перед собеседованием. Взволнованная, она прошла через гостиную и постучала пальцем по стеклу. Карло выключил телевизор, поднялся с дивана и подошел к ней: ему тоже пришло в голову, что это хороший знак и для собеседования, и для всего остального. Обняв жену, пахнувшую так же, как и в день их знакомства, загадал, чтобы они всегда были только вдвоем, и понял, что этому не суждено сбыться. Моя Маргерита, прошептал он в полной тишине квартиры на корсо Конкордия. Маргерита взяла его за руку, крепко сжала и попросила подождать ее в спальне. Мелкий снег сыпал с неба и вихрился у земли, расползаясь белым светом по гостиной. По коридору Маргерита прошла в комнату Лоренцо, из-под теплого одеяла торчала маленькая ножка. Она не стала его укрывать и направилась к секретеру в прихожей. Этот секретер начала двадцатого века, отреставрированный отцом, ей подарила мать по случаю переезда: как и Анна, Маргерита пользовалась только крайним ящичком сверху. Пошарив в нем рукой, она нашла флакончик с лекарством от аллергии. Муж давно перестал носить его с собой, а она забывала ему об этом напомнить. Шагнув к вешалке, она, уткнувшись носом в воротник, опустила флакончик во внутренний карман мужниного пальто.

В кармане маминого халата София нашла старый чек из парикмахерской на Ларго Бордони. Она принесла его домой и принялась разглядывать под абажуром: укладка и стрижка обошлись в двадцать восемь евро, на чеке стояла дата: 13 сентября, пятнадцать лет назад.

Оставив чек на комоде, она юркнула в постель, Томмазо ее укрыл. Кровать была маленькой, и когда Томмазо оставался у нее, ей всегда было неловко, оттого что она сильно ворочалась, а его кудряшки и шумное дыхание мешали ей заснуть. Нащупав руку Томмазо под одеялом, она притянула ее к себе и удивилась: отец ведь находился в соседней комнате и наверняка еще не спал.

Ветер стучал в окна, София выключила абажур, и, глядя на белый свет, проникающий в комнату, они уснули. Томмазо разбудил ее, погладив по голове, ей нравилось ощущать его руку на своих коротких волосах, потом сказал, что ему пора, и она не стала его удерживать. Она смотрела, как он одевается: несмотря на крупное тело, его движения были точны и осторожны. Проводив его до двери, София вернулась в комнату и подошла к окну, чтобы опустить жалюзи, и тут увидела снег. Ох, вырвалось у нее в порыве нечаянной радости.

В Милане поговаривают, что в День святого Амвросия, приблизительно в десять утра, кто-то вывешивает на ель напротив Арены в парке Семпьоне три ключа. Эта ель растет в самом начале вьяле Мальта. По легенде, это ключи от апартаментов за Аркой Мира, на виа Эупили 6/A. Это дом с лепниной на фасаде, первый ключ открывает калитку, второй – деревянную дверь подъезда, третий –