Кстати, большинства своих деяний она и не помнила. Слушала меня так, как будто я ей незнакомый хоррор, — иностранное словечко странно прозвучало в устах представителя семейства кошачьих, — зачитывал… Что-что ты там бормочешь, милейший?

Лаврентий, и правда, булькал — о том, что Прасковья сама все делала по своей воле, и он ее ни о чем вообще не просил.

«А амулеты? — хотела спросить Саша. — Те, под воздействием которых она колдовала?»

Но говорить не стала. Да и рысь ее мысль озвучил.

— Там не только амулеты были, Сашка, — по-человечески вздохнул он. — Прасковья мне как-то по секрету сказала, что без Лавруши свет ей был не мил. И все-то она боялась сделать не так, чтобы он не прогневался. Что он, мол, непоследовательный был, вспыльчивый. Война на него повлияла. А ее крест…

— Так и сказала, «крест»? — вскинулся Амвросий.

Саша перевела на брата взгляд… На парня было страшно смотреть: весь взмыленный, встрепанный, раздираемый противоречиями.

— Сказала, — снова по-человечески вздохнул рысь. — Она, вишь, неплохая сама по себе девка-то была, добрая. Знала много, лечить умела… А тут этот… Так мозги девке запудрил — мама не горюй! И ведь оно со стороны видно, и Прасковья сама не дура, сомневалась на его счет-то… А видишь, как получилось. Сама же себя за сомнения и грызла, и грызла… А этот радовался! Пил зелья, ее силушку через ее же амулеты в себя перекачивал!

— Так она сама! — в очередной раз булькнул остаток человека.

— А вот если бы сама! — вызверился рысь. — Вот если бы совсем сама, без твоих штучек — вот ни слова бы тебе не сказал, огрызок ты человеческий! Вот разъяснил бы ты ей, что к чему. Помог бы девчонке. А ты?

— Не справился с собой, — булькнули остатки Лаврентия. — Мне нужно было жить сильным. Ты даже не понимаешь, какие силы за мной стоят, Магистр!

— Всегда можно оставаться человеком, в любых обстоятельствах, — назидательно изрек Магистр. — Не твои любимые слова?

Рысь снова окутался сиянием и дунул на окровавленного. Тот, не успев толком проморгаться, звонко и складно запел о том, что «Парашка сама во всех своих бедах виновата, ибо совершеннолетняя».

Сашу так и передернуло от отвращения.

Звеновой и Амвросий неуверенно переглянулись.

Псы щерились — наверное, Лаврентий Петрович все-таки терял хватку.

— Итак, Александра, — рысь вернул Лаврентия в булькающее состояние, — не скажешь ли нам, кого мы все имеем неудовольствие лицезреть? То есть, охарактеризуй подсудимого.

Саша пожала плечами: по всем признакам, они все видели нехорошего человека без стыда и совести.

— Да, яркий образец двойной морали, — перефразировал воспитанницу рысь. — Считает, что ему позволено все, что взбредет в голову, а другим — он определяет, жить ли, как, сколько, и в насколько жалких условиях.

— Я принес важные вести! — забулькал Лаврентий. — Каратель…

— Еще и с заданием не справился, — подытожил рысь. — В общем так, Александра. Тебе решать, жить этому человеку, или умереть.

— Мне? — только и смогла сказать Саша. И потом, подумав, добавить: — За что?

***

Время шло, а Саша все никак не могла собраться с чувствами.

Попроси Магистр ее вынести вердикт сразу, как только она увидела ту огромную гильотину над Лаврентием Петровичем, она бы без колебаний дала ответ. Но сейчас, когда она, юная по сути девушка услышала историю взаимоотношений юной ведьмочки, одураченной политруком розлива Великой Отечественной, в ее душу закрались сомнения: а вправе ли она судить такого человека? Сможет ли хотя бы представить, каким катком по Лаврентию прокатилась страшная война? Сможет ли понять юную ведьму, очарованную сладкими речами политрука? Положившую на алтарь своей любви все — себя, свой свет, а потом и чужие жизни, когда себя самой оказалось недостаточно?

Вдобавок, было еще кое-что. Как-то подозрительно лояльно относился к Прасковье Магистр. Да и Миларет с дриадой тоже… И это с учетом того, что яга в последнее время только на пакости и была способна!

А ведь еще был Кондратий! Там, на Коптевском бульваре, он что-то сказал про Прасковью, «отдавшую все силы хлыщу»…

— Магистр, — осенило вдруг девушку, — а как Прасковья связана с Кондратием? Или вот с Миларетом? — повернулась она к старцу. — Или с тобой? Разве никак?

Ответил девушке Миларет: Магистр буквально онемел, настолько он не ожидал именно этого вопроса.

— Связана, Сашка, — невесело усмехнулся старец. — Ох, связана. Из Пограничья все мы. Родились примерно в одно и то же время. Изъясняясь современным счетом, в первом веке до нашей эры. Двоюродными, троюродными да четвероюродными друг дружке приходимся. Прасковья вот мне троюродная сестрица, а С… Магистру — двоюродная. Дружили мы, планы строили… А потом нас разбросало, кого куда. В то время, видишь, мессия на Земле родился, всплесков череда прокатилась. Нас тоже задело. Я при инициации в четырнадцатый век угодил, а С… то есть, Магистр — в семнадцатый. Прасковья, меньшая наша, — в двадцатый.

— А Кондратий?

— А вот про это, Сашка, братец и тогда не говорил, — сказал Миларет, — а сейчас и подавно молчит. И Бездна ему судья. Но мы отвлеклись.

— Вот именно, Александра, — перехватил инициативу рысь. — Экзамен проходить будешь?

— Буду, конечно! — Саша собрала волю в кулак. — Мне по-прежнему надо почувствовать отношение к подсудимому? И все?

— По идее, все, — глаза куратора переливались огнем. — Но я бы настоятельно рекомендовал призвать на помощь Бездну.

Конечно, Бездну! Саша закрыла глаза…

Энергии были везде — стоило только потянуться к ним душой. Лазорево-багровые, почему-то грустные, но по-прежнему очень-очень чистые.

«Помоги, Бездна! — взмолилась Саша. — Помоги мне понять, как поступить с человеком по имени… Ой!»

Перед мысленным взором девушки вдруг появился призрак молодой девчонки с соломенными косичками. Девчонка улыбалась озорной улыбкой, синие-пресиние глаза смотрели открыто и дружелюбно. И только над головой девчонки висела огромная черная туча…

«Ты — Прасковья? — Саше было страшно смотреть на тучу, но она заговорила с девчонкой. — Магистр сказал правду?»

«Про Лаврушу? — открыто улыбнулась девчонка. — Истинная правда. Магистр вообще не врет. Разве что не договорит иногда самую малость…»

Девчонка озорно подмигнула Саше — будто намекнула на то, что премудрый рысь от нее что-то скрывает. Саша мысленно поклялась спросить об этом у куратора после экзамена. Неужто не ответит?

А вслух произнесла:

«А с Лаврентием что посоветуешь делать? Прасковьюшка?»

«Плохой я сейчас советчик. — Девчушка улыбнулась светло-светло. — Что касается меня, я его простила. Я всем все простила. Мне видишь, сколько исправлять надо, — указала она на тучу над головой. — Тогда, может, светлые слои меня примут без всяких условий».

«Но ведь ты?.. — перед глазами Саши поплыли строчки из Школьного учебника о взаимоотношениях мужчины и женщины.