Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Дедушка, Лия – моя клиентка. Я ей помогаю с оценкой и реставрацией нескольких картин.
– Да? – Уильям переключил внимание на Лию. – Ну-ка расскажите, что там за картины.
– Довольно приличная коллекция работ импрессионистов, – начала она. – Например, Дега, Писсарро. Пейзажи. Несколько картин Тернера.
– Впечатляющая коллекция, мисс Леклер. Давно собираете?
– Это не я. Коллекция была бабушкина, – начала она. – Мы так думаем.
– Вы думаете?
– Они были спрятаны в парижской квартире. До недавних пор я и не подозревала ни о той квартире, ни о картинах.
Уильям хмыкнул и положил наушники на столик рядом с коляской.
– Прямо заинтриговали. Хотелось бы взглянуть на эту коллекцию. Особенно на Тернера. Я ведь, знаете ли, и сам художник.
– Да, – кивнула Лия, – я в курсе.
Габриэль наблюдал за реакцией деда на известие о спрятанной в парижской квартире коллекции картин, где, возможно, бывала его сестра, но кроме естественного любопытства ничего не заметил.
– Габриэль тоже художник, – сообщил Уильям с таким важным видом, словно внуку предстояло ни больше ни меньше как взойти на английский престол. – Он вам своих картин не покажет, но это надо видеть. У парня настоящий талант, ему бы стоило…
– Я их видела.
– Неужели? – прищурился Уильям. – Обычно он скрытничает, прикрывается своими новомодными экранами, реактивами и приборами.
– Случайно получилось, – призналась Лия. – Но все-таки я их видела и совершенно искренне с вами согласна. Он необыкновенно талантлив.
– Ты слышишь, Габриэль? – повысил голос дед.
Габриэль явно смутился таким неожиданным поворотом разговора и уставился в окно, как будто заметив там что-то ужасно интересное.
– В юности он только и твердил, что мечтает стать художником, – продолжил Уильям, – и выставляться по всему миру.
– Правда? – задумчиво спросила Лия. – И почему не получилось?
– Вырос я, – проворчал Габриэль, – и научился зарабатывать на жизнь. Мы вроде закрыли эту тему?
– А мог бы продавать свои работы, – настаивал Уильям. – Даже должен.
– Я как раз парочку приобрела, – все так же задумчиво заметила Лия.
– Не может быть! – недоверчиво воскликнул Уильям.
– Правда, – подтвердила Лия.
– Ну наконец-то, – с довольным видом одобрил дед. – А я уж и не надеялся до этого дожить. – Он хлопнул ладонью по подлокотнику. – Думал, он так и будет всю жизнь талант скрывать.
– Ничего я не скрываю, – каким-то чересчур оправдывающимся тоном возразил Габриэль. – Ничего подобного.
– Обещай устроить выставку своих работ, хоть разок, тогда и помирать не страшно.
Габриэль отошел от окна.
– Обещай, слышишь? – не унимался дед.
– Хорошо, обещаю.
– Вот и славно.
– Мисс Леклер планирует выставить свою коллекцию, – решительно сменил тему Габриэль. – В Париже. Возможно, некоторые картины были спрятаны еще до войны.
Уильям фыркнул, явно раскусив уловку внука.
– Ладно, потом можешь фотографии прислать.
– Вообще-то мы некоторые захватили с собой, чтобы тебе показать, – сказал Габриэль. – Надеемся, ты нам о них что-нибудь расскажешь.
– Вот как?
Старик выпрямился.
Габриэль взял у Лии папку и открыл ее, сев на корточки рядом с дедом.
– Они нашлись там же, где и картины, в квартире бабушки Лии. Похоже, это фотографии Софи. Твоей сестры.
Когда Габриэль выложил Уильяму на колени один из по-голливудски гламурных снимков, не заметить реакцию старика было невозможно: он побелел как полотно и застыл словно парализованный, впившись взглядом в знакомые черты и не предпринимая попыток взять фотографию в руки.
– Это она? – спросил Габриэль. – Тетя Софи?
Наконец придя в себя, Уильям поднес снимок ближе к глазам, обводя пальцами лицо девушки.
– Очень похожа, – едва слышно прошелестел он. – Но как они попали к вашей бабушке, ума не приложу. Они дружили?
– Не знаю, – ответила Лия. – Она случайно не упоминала имя Эстель Алар?
– Нет, – покачал головой Уильям.
– Не говорила о спрятанных в Париже картинах?
– Нет, – потухшим голосом ответил он.
– Вот еще фотографии.
Габриэль аккуратно выложил остатки голливудской подборки.
– Она здесь какая-то другая, – заметил Уильям, по очереди разглядывая снимки в дрожащих руках. – Никогда такой не видел.
Габриэль кивнул.
– А вот на этой?
Он выложил небольшую потрепанную фотографию Софи верхом на длинноногой лошади в попоне.
Уильям покачал головой.
– Нет, это не она. Похожа, но не она.
– Почему ты так уверен? – спросил Габриэль.
– Софи никогда не ездила верхом. И в детстве никогда не каталась. Наши соседи, Стентоны, держали конюшню, и мне часто разрешали покататься на старой кобыле. А Софи к лошадям и близко не подходила. Говорила, мол, не доверяет этим животным.
– Может, она научилась позже? Когда работала в Польше?
Уильям поднял фотографию.
– Нет, она бы рассказала. От нее часто приходили письма. Даже в армии при постоянных передислокациях почта рано или поздно приходила. А уж об этом она бы непременно сообщила, чтобы утереть мне нос, потому что я ее дразнил. Нет, это не она.
Габриэль достал последнюю фотографию.
– Думаю, все-таки она, потому что среди тех фотографий оказалась вот эта.
Он положил на колени деду снимок Милбрука.
Уильям обмер, и Габриэль погладил его по плечу в надежде, что тот наконец подаст признаки жизни.
– Значит, это она? – голос Уильяма дрогнул, и на глазах показались слезы.
– Она.
– Почему же она не сообщила, что научилась ездить верхом? – прошептал он и перевернул фотографию. – Тут какая-то надпись. Что это значит?
– Написано по-польски, – ответил Габриэль. – «Никогда не забуду».
Старик окинул взглядом разложенные на коленях снимки и вдруг как-то постарел на все свои девяносто восемь.
– Никогда не видел таких фотографий. Понятия не имею, кто и где ее снимал.
– Я не хотел тебя расстраивать.
– Простите старика, расчувствовался. Эти фотографии напоминают о тех годах, когда меня не было с ней рядом. О жизни в разлуке. Понимаю, чистой воды эгоизм, но за все эти годы я так и не перестал по ней тосковать. Она была мне самым близким другом.
Он снял очки и вытер слезы.
Да. Габриэль совсем не ожидал, что будет так трудно. Он было потянулся к папке за другими документами, но вдруг неслышно подкравшаяся сзади Лия перехватила его руку.
– Габриэль рассказывал, после войны вы пытались разыскать Софи, – обратилась она к Уильяму. – Кажется, решили, что она не погибла в Польше, когда работала там в МИДе. Что вас натолкнуло на эту мысль?
Теперь Уильям уставился в окно, избегая их взглядов.
– Дедушка?
– Да глупости. Не могу я… то есть не… – Морщины на лице проступили еще отчетливей, и он отвернулся. – Я тогда был не в себе, наваждение какое-то нашло, мерещилось всякое. Наверное, от морфия. Жалел себя, потом винил за то, что выжил один из всей семьи. Каким я вернулся с той войны… в общем, гордиться