Была уже глубокая ночь. В окрестных многоэтажках светились считаные окна. Чертов дом сейчас казался значительно больше, чем в светлое время суток. Его окутывал непроглядный мрак. Густой и непроницаемый, словно специально сгустившийся в этом зловещем месте. Калитка, как обычно, была не закрыта, да и кому было ее закрывать. Входная дверь тоже не заперта. Она тихонько скрипнула под рукой Шебалина, и он вошел в знакомую комнату. Луч фонарика скользнул по убогой обстановке, отразился в мутном зеркале. Здесь абсолютно ничего не изменилось. На столе по-прежнему валялись принадлежности для шитья. Шебалин заглянул в комнаты сестер. Пусто. Лезть на чердак? Он вспомнил болтающуюся на веревке горбунью, похожую на огромную летучую мышь, и поежился. Казалось, призраки сновали вокруг, невидимые и безучастные. На кладбище ему не было страшно, только противно, теперь же он ощутил под рубашкой легкий холодок. Хотелось убежать отсюда без оглядки, что-то явно угнетало сознание. Однако раз решил довести это дело до конца, нужно отбросить глупые страхи. Где еще он не смотрел? Ах да! Под домом наверняка есть подвал, на худой конец погреб. Глянуть туда, и уж тогда все. Можно спокойно ехать домой, что называется, с чистой совестью.

Пространство под домом закрывал люк, находившийся в сенях. Шебалин поднял крышку за железное кольцо и посветил в темноту. Вниз уходила приставная лестница. Пахнуло плесенью и еще каким-то странным знакомым запахом. Легким угаром, что ли? Возможно, здесь только что горела свеча.

– Есть кто-нибудь? – почему-то шепотом спросил Шебалин.

Все было тихо.

Он стал осторожно спускаться по лестнице и наконец встал на твердую землю. Луч скользнул по выложенным почерневшим кирпичом стенам, по каким-то замшелым бочкам, стоящим в углу, и наконец уперся в сидящую на некоем подобии нар фигуру. Сердце екнуло. Перед ним находился Проша. Его было трудно узнать, настолько оказалось изуродованным его лицо, но тем не менее это был, несомненно, он.

Шебалин бессмысленно шевелил губами, не зная, что сказать, но говорить неожиданно начал Проша.

– А, это ты, – без всякого удивления произнес он. – Я знал, что ты еще раз придешь сюда.

– Ты же умер? – в ужасе произнес Шебалин, чувствуя себя полным идиотом. На обугленном лице мелькнуло что-то вроде улыбки.

– Умер… – вяло произнес Проша. – Я не могу умереть. То есть, конечно, могу, но не так, как люди. А небесный огонь, как это называется… – Он запнулся.

– Молния, – подсказал Шебалин.

– Да. Молния. Она только повредила меня. Хотя довольно сильно. Поэтому я и сижу в этой яме. Поэтому меня и разлучили с Госпожой.

– С кем? – не понял Шебалин.

– С Госпожой, – повторил Проша. – Ты садись, – он кивнул на стоящее чуть в стороне древнее кресло, из обивки которого клочьями торчал конский волос, – и убери свет. Глаза болят. Я тебе ничего плохого не сделаю. Пока…

Шебалин, сам себе удивляясь, выполнил приказание, выключил фонарь и уселся в кресло, чихнув от поднявшейся при этом пыли.

Проша чиркнул спичкой и зажег несколько огарков свечей, стоящих на перевернутой бочке.

– Хорошо, – удовлетворенно сказал он, – свет другой. Мягкий. Так чего ты хочешь?

– Ты зачем убил старух?

– Я не убивал. Они сами… – Голос Проши был тусклый и безразличный. – Они, понимаешь ли, очень боялись, очень переживали. И каялись… Ну и вот… – Он замолчал.

– Чего боялись?

– Наказания за свои грехи. Эта, которая все молчала… Не без ее помощи в соседнем доме жена убила мужа, а другая хотела убить чужую жену, и бабка упала с высоты на землю. А горбатая еще больше дел натворила. Тогда на площади, когда в меня попал небесный огонь…

– Как это понимать – не без участия?

Проша ничего не ответил, только посмотрел на Шебалина, его зеленые глаза сверкнули.

– Я бы хотел также знать, – сказал Шебалин, – зачем ты похитил девочку, почему приехал именно сюда, в этот дом, и как все последние события в Калинске связаны с тобой?

Проша молчал.

– Почему ты не отвечаешь?

– Я думаю, как тебе все сказать.

На некоторое время в подземелье повисло молчание. Шебалин обратил внимание, что речь Проши очень косноязычна. «Как у ребенка», – отметил он.

– Похитил… – наконец произнес Проша.

– Украл?

– Нет, не украл. Она – моя Госпожа. Я ее должен охранять. К сожалению, не могу хорошо говорить на вашем языке, передать многих понятий. Не хватает слов. Дело в том, что я пользуюсь тем количеством слов, которые знает Госпожа. Она – всего лишь ребенок. Когда произошло Слияние, ее слова перешли ко мне. Так должно быть по плану. Когда я был в больнице, то совсем не мог говорить, только понимал мысли людей вокруг меня. Понимал, но ответить не мог. Потом, после Слияния, я начал говорить, но плохо. Да мне и ни к чему было говорить хорошо. Мы с Госпожой и так понимали друг друга.

– Расскажи о себе поподробнее.

– Я – Страж, должен охранять Госпожу.

– И только?

– Нет, не только. Когда меня нет рядом, она снова становится маленькой девочкой. Я – ее сила. Вот как эта спичка, которая зажигает свечу. Нет спички – свеча не светит…

– Что такое план?

– Это я так говорю – план. Это слово очень неопределенно передает суть совершаемого действия. Я не знаю, в чем заключается план, где его начало, каковы его цели, знаю только, что план нужно обязательно выполнять. Это как программа в компьютере.

– Ты и это знаешь?

– Не я – Госпожа. Поверь, я знаю многое такое, о чем ты и не слыхивал. Просто выразить твоими понятиями не сумею. Госпоже в школе рассказывали про компьютеры. Когда мы вместе, программа начинает действовать.

– Понятно! – резюмировал Шебалин. – Значит, вы излучаете зло.

– Не зло. Мы как будто будим в человеке то, что спрятано глубоко у него внутри. То, что, в общем-то, является его истинной сутью. Не в каждом человеке главное начало – зло, но во многих. В нормальной жизни оно глубоко спрятано. Обычаи, условности, нормы поведения, страх перед законом не дают ему выйти на свободу. Госпожа освобождает его.

– Значит, она сеет зло в мир?

– Ни она, ни я – не добрые и не злые. Мы – просто часть плана.

– Кто придумал план?

– Этого я не знаю. Этого никто не знает.

– Почему вы попали именно в этот дом?

– Человек, который здесь жил когда-то, тоже был частью плана. Его нет в живых, но в этом месте существует как бы запас энергии, оставленный им. Таких мест довольно много. Во мне заложено определенное чувство, которое безошибочно позволяет мне находить такие места. Как магнитная стрелка, с помощью которой определяют направление движения.

– Компас, – подсказал Шебалин.