запаха, исходившего от уставленных древними книгами полок, инкрустированных перламутром шкафов и на вид простоватого, но в действительности бесценно дорогого старинного фарфора. Поверх ваз висел фотопортрет в рамке: какой-то лысый иностранный джентльмен с усиками и заостренной козлиной бородкой. Повсюду царили изящная сдержанность и благопристойная элегантность, от которых Чонхо стало жуть как стыдно проходить по безупречно чистому полу в поношенных носках.

– Да не переживай ты, – шепнул ему Вьюн, пока они ожидали Мёнбо в библиотеке.

– Я в порядке, – проговорил Чонхо, импульсивно сжимая руки в кулаки. – Я совсем не переживаю. Ну да, твой знакомый – богач, но, по сути, он ведь ничем не отличается от тебя или меня. Жрать и срать всем нужно. – Как и всегда, слова прозвучали гораздо жестче, чем мысли, роившиеся в голове. Ему не было дано искусство высказываться обходительнее, впрочем, как и дар бить не со всей дури.

За дверями послышался шорох, а затем и вежливое покашливание.

– Могу войти? – поинтересовался Мёнбо, прежде чем раздвинуть двери. Он вошел в библиотеку со спокойной улыбкой.

– Простите, что заставил вас ждать. Встречался с товарищами в кабинете. Принес вам чаю и фруктов. Моя супруга неважно себя чувствует, – сообщил он, ставя поднос на столик. – В нашем доме все еще работают горничные и экономка, но я стараюсь не тревожить их в столь позднее время. – Разобравшись с подносом с чашками для чая и тарелкой хурмы, хозяин поклонился Чонхо. – Меня зовут Ли Мёнбо. Но, прошу вас, называйте меня товарищ Ли, – сообщил хозяин. Чонхо все эти церемонии несколько сбили с толку. Ни один благородный господин прежде не смотрел ему прямо в глаза, а уж тем более не приветствовал его в столь почтительной манере, словно бы они были абсолютно равны. Чонхо ответил Мёнбо неловким поклоном. Вьюна Мёнбо приветствовал крепким рукопожатием: – Рад новой встрече с вами, уважаемый Вьюн.

Прежде чем перейти к делу, Вьюн пояснил Чонхо, как он умудрился познакомиться с Мёнбо. Однажды Вьюн обходил вместе с другими парнями их владения и по чистой случайности зашел в лапшичную, где как раз обедал Мёнбо. Мёнбо подошел, когда Вьюн требовал с владельца заведения деньги на «крышу», и предложил уплатить любую сумму, которую ожидал получить Вьюн, а также угостить всю компанию лапшой за возможность пообщаться с ними.

К тому моменту Вьюн, как и все последователи Чонхо, уже привык пускать кулаки в ход против любого человека, кто противился уплате причитающегося им «налога» или пробовал перечить им. Но что-то в умиротворяющей улыбке и скромном, но полном чувства собственного достоинства облике Мёнбо заставило удержаться от резких действий даже самых неотесанных бандитов. Парни уселись за стол, а Мёнбо начал расспрашивать их, откуда они родом и живы ли их родители. Даже самые несдержанные натуры среди них немедленно выложили ему все детали собственной биографии. Когда суп с лапшой был весь съеден, Мёнбо уже вещал братве об обществе будущего, в котором всегда будет кому позаботиться о сиротах и нищих. Никому больше не пришлось бы голодать.

– Все зло – от голода, люди ни в чем не виноваты, – заметил тогда Мёнбо, окинув компанию столь чистосердечным взглядом, что поверг всех в непривычное молчание. Вьюн уже несколько раз бывал дома у Мёнбо. Здесь проходили встречи, на которых собиралось с десяток мужчин и даже несколько женщин, чтобы порассуждать о какой-то штуке под названием «коммунизм».

Эту полуночную посиделку Мёнбо также начал с расспросов Чонхо. Откуда он приехал? Живы ли его родители? Чонхо силился воздержаться от ответов на любые вопросы господина, но это оказалось невозможным. Мёнбо был слишком уж искренним и приятным в общении, чтобы хамить ему.

– Сколько вам лет, уважаемый Чонхо? – поинтересовался Мёнбо.

– Девятнадцать, – ответил Чонхо, заливаясь краской под темным загаром. Он вполне осознавал, каким молодым и зеленым он должен был казаться Мёнбо. Иначе такой вопрос он просто не задал бы.

– Отлично помню себя в вашем возрасте. Будто бы это было только вчера… – Мёнбо прикрыл глаза со вздохом. Теперь в его улыбке было чуточку грусти, подумалось Чонхо. – У молодых людей обязательно должны быть мечты, уважаемый Чонхо. Чего вы ждете от жизни?

– Я хочу… – Чонхо запнулся. Он сразу же подумал о Яшме, о том, как она выглядела в тот вечер на пригорке, когда рассказывала ему о найденных камушках. Но вот уж эту свою слабость раскрывать незнакомцу он не собирался. Тем более в присутствии Вьюна. А потому он выпалил: – Хочу разбогатеть.

Как только эти слова сорвались у него с языка, Чонхо понял, что сморозил явную чушь. Доброжелательное, внушающее доверие лицо Мёнбо стало печальным. Хозяину даже пришлось поднести к губам чашку с чаем из хризантем, чтобы как-то скрыть изменившееся настроение. Тонкая рука, вся испещренная шрамами, дрожала, будто принадлежала человеку гораздо более почтенного возраста. После небольшой паузы Мёнбо продолжил:

– Уважаемый Чонхо, а чем занимался ваш отец?

– Служил в армии Корейской империи, пока ее не распустили. Потом он заделался крестьянином-арендатором… А когда платить ренту за землю было уже нечем, он начал ходить на охоту. – Чонхо давно не думал об отце и непроизвольно прикоснулся к внутреннему карману пиджака, чтобы удостовериться, что мешочек с портсигаром и кольцом на месте. Так он делал всегда, когда хотелось почувствовать себя чуточку увереннее.

– Ваш отец занимался самым что ни на есть благородным делом в мире. Что заниматься земледелием, что ходить на охоту – все это означает кормиться тем, что посылает тебе земля. Ваш родитель был честным тружеником. – Меланхолия, в которую было впал Мёнбо, пошла на спад. – И то же самое, кстати, можно сказать и о владельцах ресторанов, и о лавочниках… Что сказал бы ваш отец, узнай он, что вы то неприкрытыми угрозами, то тайком выманиваете деньги у простых людей, которые и без того вынуждены перебиваться тем, что им Небо послало? Простите мою фамильярность, но я вам по возрасту в отцы гожусь.

Чонхо зыркнул на хозяина с неожиданной злобой. В глазах парня мерцали отблески пламенной ярости.

– Мой отец был настолько порядочным, что сдох с голоду. К моменту кончины он ничего не ел три дня. Разведенный в теплой воде соевый соус не в счет. Вот такой «похлебкой» питались в моей семье, господин Богатей. Как вы смеете учить меня честности и бесхитростности? Как вы можете говорить такое?

Чонхо, разумеется, понимал, что ни за что не набросился бы на этого добросердечного господина, произносившего такие правильные слова. Но руки снова инстинктивно сжались в кулаки. Вьюн подтянулся к другу и слегка дернул того за рукав, словно