— Я знаю, — сказала она. — Палатки не очень хорошо блокируют шум.

Как один из выдающихся тактиков того времени, Амадей понимал, что это была не та битва, которую он мог выиграть. Требовалось отступление. Кроме того, по крайней мере, он никогда не использовал целого жареного поросенка в качестве подарка для ухаживания, в отличие от некоторых других людей.

— Мне нужно, чтобы ты кое-что сделала для меня, — сказал он.

Она подняла густую бровь.

— Евдокия сказала мне, что Принципат отправляет зерно и серебро в Никею сухопутными конвоями, — сказал он.

Тиран, по причинам, известным только ему, позволял им проходить нетронутыми.

— Мы должны закрутить гайки в городе, пока это не переросло в битву, — пояснил он. — Чем пустее их сундуки и амбары, тем лучше.

Было бы легче заставить их вести переговоры, если бы они были почти нищими.

— Давненько я не охотилась в одиночку, — сказала Капитан, глядя на пламя. — Это принесёт мне некоторую пользу. Зверь становится своенравным, когда я слишком долго держу его на поводке.

Он молча кивнул, оставив всё как есть. В конце концов она снова погрузилась в сон, и они вдвоём устроились поближе к огню.

— Два года, — пробормотал он. — Этого будет достаточно. Я сделаю так, чтобы этого было достаточно.

Боги, если хотят, могут помочь любому, кто встанет у него на пути. Это не будет иметь никакого значения.

Том III / Героическая интерлюдия: Предписание

— Сорок девятая: если речь какого-либо волшебника старше пятидесяти лет внезапно станет уклончивой, когда его спросят о ваших родителях, вы можете смело считать себя либо членом королевской семьи, либо каким-то образом связанным с вашим заклятым врагом. — Двести героических аксиом, автор неизвестен

Ханно обнаружил, что самое интересное в морали то, что она развивалась с годами. Пережив осколки сотен жизней героев и героинь, он убедился в этом, хотя ему не нравилась мысль о том, что такие понятия, как Добро и Зло, могут быть изменчивыми. В конце концов, Книга Всего Сущего не изменилась — и этика тоже не должна измениться. Тем не менее, несколько тысяч лет назад большая часть Калернии когда-то практиковала рабство. Предки народов, которые теперь находили само это понятие отвратительным, тогда не могли функционировать без него.

Процеране во дни, предшествовавшие появлению Принципата, совершали набеги друг на друга в поисках добычи и рабочей силы. Титаномахия построила свои чудеса не столько благодаря легендарному мастерству гигантов, сколько на спинах сотен тысяч артезианских рабов. Даже Ашур, его родина, когда-то имел низшую гражданскую ступень, состоящую из подневольных рабочих и слуг. Но с годами эта уродливая реальность была… изжита. Признаны недостойными всех тех, кто называет себя детьми Небес. И так рабство превратилось из товара в грех, и Творение стало немного ярче.

Были, конечно, и несогласные. Дроу из Эвердарка всё ещё посылали отряды рейдеров на поверхность, чтобы схватить неосторожных и утащить их вниз. Царство Мёртвых по-прежнему обрабатывало людей, как урожай, выращивая их и пожиная в ещё более тёмном грехе, чтобы пополнить ряды своих армий. В Меркантисе людей продавали, как скот, всем, у кого были деньги и склонности — Город Купли-Продажи, озабоченный исключительно блеском золота.

Но городом, который усовершенствовал искусство сковывать других за столетия до того, как миезанцы впервые увидели берега Калернии, всегда была Стигия. Его фаланги рабов, Копья Стигии, славились на континенте непоколебимым повиновением и тем, что из них вымели страх с помощью заклинаний и колдовства Магистров. Весь город каждый день становился вертепом такого беззакония, что худшие примеры Гелике меркли.

Белый Рыцарь смотрел на высокое знамя, развевающееся над лагерем — золотое и серое с двумя белоснежными журавлями. Воздаяние и Возмездие, как их называли, духи-покровители Стигии. Меньшие боги, которые поселились в сердце города, когда он только был построен, — он знал это точно, потому что наблюдал за одним из них тысячелетия назад, столетия назад.

Золотой клюв, обагрённый кровью, глаза старше, чем вся её родословная, красные от совершенно нечеловеческой ненависти. Это не имело бы значения. Она была Мечом Свободных: она освободит свой народ от цепей и поведёт его основать город на востоке. Земля, где никто никогда больше не будет править ими. Она поднялась, раненая, но непокорённая, и снова сражалась.

Ханно моргнул, прогоняя чужие воспоминания. Больше двух месяцев прошло с тех пор, как он сражался с Чёрным Рыцарем, и до сих пор другие жизни иногда просачивались в него. В тот день он был очень близок к смерти. Это имело последствия.

— Деньги за размышления, — сказала Защитница.

— Медь за твои мысли,[38] — тихо поправила Ограда.

— Медь — это деньги, — снисходительно ответила левантийка. — Ведьма снова ошиблась. Тебе это не надоедает?

— Давайте двигаться, — сказал Ханно, прерывая диалог до того, как он мог перерасти в ссору. — Следуйте плану.

Краем глаза он увидел, как Волшебница Ограды открыла было рот, но сестра предупреждающе ткнула её своим посохом. Он должен был признать, что из его компаньонок жрица была самой спокойной по темпераменту. Хотя, если учитывать, что сравнение было с пьяной исчезающей Бардом, её активно спорящей сестрой и скандалисткой, которая хранила трофеи своих убийств, это определение теряло свою значимость. Тем не менее, он знал из Палаты Заимствованных жизней, что ни одному Именованному, прожившему дольше нескольких лет, не удалось избежать усиления некоторых… причуд. Сила, дарованная им Богами, формировала их так же, как они сформировали её. Несмотря ни на что, он ладил с ней лучше всех. Не раз они обнаруживали, что делят уютную тишину, в то время как остальные члены их группы бесцельно препирались.

Четверо героев крались по травянистому полю, заклинание Ограды скрывало их от лунного света, даже когда они приблизились к окраине стигийского лагеря. Тут был возведён частокол из деревянных кольев, а за ними патрулировали рабы с копьями. Он слышал, как они проходили мимо, когда прижимал ухо к дереву.

— Жрица, — позвал он.

Темноволосая женщина кивнула. Кончик её посоха очертил круг на поверхности частокола, и дерево в контуре рассыпалось в пепел. Они проскользнули через образовавшийся проём внутрь, один за другим. Ханно взглянул на Защитницу и Ограду сквозь прорезь своего барбюта.

— Половина колокола, — напомнил он им. — Это всё, что нам нужно. После этого отступите.

— Будет река крови, —