После компьютерного зала Вайолет и Коринна нашли Эди в комнате отдыха. Она сидела с каменным лицом на своем любимом месте рядом с засохшей пальмой, которую никто из персонала не собирался ни поливать, ни выбрасывать. Дежурная медсестра сидела рядом, угощаясь конфетами «Krause» из открытой коробки на коленях Эди.

– Все равно, что отнять конфету у ребенка, – хмыкнула Коринна, забирая коробку из рук Эди. – Гордитесь собой, леди-босс? – Так она называла всех медсестер.

Медсестра слизнула карамель с большого пальца.

– Она их не хотела.

– Это было очень мило с твоей стороны, Вайолет. Но мой желудок как узлом завязался. Пусть она угощается, – сказала Эди. Ее голубые глаза по-прежнему сохраняли затравленное выражение. Вайолет села и мягко положила руку ей на плечо.

Коринна взяла вишню в шоколаде, повертела в пальцах и уронила обратно в коробку.

– Эди, солнце, ты в порядке? Мы с Вайолет волнуемся. Да все волнуются, на самом деле. Ты же знаешь, как тут все происходит. Домино и прочее дерьмо. У одного плохой день – и валятся все.

– Это правда, – подтвердила Вайолет. – Джослин после компьютерного зала свернулась калачиком и до сих пор так лежит.

– А женщина с синдромом Туретта вдруг стала расисткой, – добавила Коринна. – Она ходит по больнице и обзывает всех врачей уличными арабами.

У Эди был такой взгляд, словно удержание зрительного контакта требовало от нее осознанных усилий.

– Я в порядке, – сказала она. – Сегодня мне тяжело, как и каждый год. Я всегда ощущаю себя по-настоящему уязвимой, словно сейчас случится что-то плохое. Словно в меня целятся. Я просто пытаюсь переждать это.

– Ты пытаешься переждать свой день рождения? – спросила Вайолет.

Эди подавленно кивнула. Коринна недоверчиво потрясла головой.

– Мы должны воспользоваться им в твоих интересах. Дополнительные перерывы на сигареты. Больше визитов в буфет. Я бы могла уговорить Психолога-в-упаковке купить нам пиццу.

– Это ее выбор, – прошептала Вайолет. – Если она не хочет отмечать…

– Это глупо, – сказала Эди. – Это просто триггер. Быть в центре внимания… Дни рождения… Когда я была ребенком, мама всегда использовала их как способ вызывать у меня чувство вины или стыда. Иногда она до визга скандалила с приглашенным фокусником. Кисла, притворялась больной или стояла на всех фотографиях с недовольным лицом.

Глаза Эди снова потеряли фокус, и Вайолет впервые пришло в голову, что рассказы о матери не были сознательным выбором подруги. Признания о детстве были подобны кровотечению, которое она не могла остановить. Рана Эди исцелялась, но все еще кровоточила.

Они оставили Эди в комнате отдыха смотреть марафон реалити-шоу «Охотники за недвижимостью»; Коринна поклялась, что это грамотная комбинация ехидства и катарсиса, лишенная эмоциональных триггеров прочей тележвачки вроде «Закона и порядка».

Вайолет и Коринна совершили набег на запасы маркеров, блесток и скотча в комнате арт-терапии. «Тема» вечеринки (Вайолет все еще думала о Франческе) представляла собой смесь веселья, сумасшествия и иронии. С помощью квадратиков туалетной бумаги они сделали безумные растяжки, на которых написали «С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!» и «МЫ ЛЮБИМ ЭДИ!». Они соорудили для подруги «торт» из подарочной ленты и банок лимонада: это был ее любимый напиток, продающийся в автомате; на упаковке сбоку большими буквами было написано «Не содержит сока».

Коринна неизвестно где наскребла денег, и Психолог-в-упаковке, сунув их в карман халата, пообещала им пиццу и куриные крылышки. Вайолет нареза́ла дыроколом «конфетти», когда к ней заглянула почти немая девочка, которую их палата называла Хелен Келлер[9].

– Вайолет, тебя к телефону.

Коринна, до этого ни разу не слышавшая, чтобы Хелен говорила, в ужасе подняла глаза.

– Еще один звонок. Черт возьми, подруга, – сказала она Вайолет. – Не пойму, с чего ты решила, что ты интроверт. Тебя навещают чаще, чем Джона Эдварда.

– Политика?

– Нет, глупышка. Экстрасенса.

– Я бы в любом случае ответил на твое сообщение. Не было необходимости набиваться в друзья моей жене.

Голос Мэтта вовсе не был по-учительски властным, как того ожидала Вайолет. Он оказался немного плаксивым и напоминал скуление маленькой собачки. Вайолет постаралась справиться со ступором. Она сталкивалась с конфронтацией чаще, чем большинство людей, и все же, в глубине души, она ее ненавидела.

– Я спрашиваю, связывалась ли ты с моей женой.

– Нет. Просто добавила ее в друзья. Я не отправляла ей сообщений.

– Ты – последнее, что сейчас нужно Франческе. Мы только начинаем возвращаться в прежнее русло. Все, что случилось с Роуз… – Он произнес ее имя медленно и растянуто, позволив себе посмаковать его. – Это было нечестно. Это было неправильно, но это не означало, что я не люблю свою жену.

Вайолет почувствовала смущение, но затем – желание защитить сестру. Значит, Мэтт не бросал Франческу ради Роуз.

Связь оборвалась, и Вайолет поняла, что дрожит, как мокрая собака. Она не была готова к ссоре. Она ожидала, что будет разговаривать с парнем сестры, который обрадуется знакомству с ней, – с парнем, который, возможно, не стал бы возражать, чтобы Вайолет пожила с ним и Роуз, пока не встанет на ноги.

Едва Вайолет положила трубку, телефон вновь зазвонил.

– Извини, – сказал Мэтт. – Просто какую бы лекцию ты ни собиралась мне читать… Уверяю тебя, я уже слышал ее миллион раз. Весь прошлый год я провел, глядя в упор в дуло развода. Ты правда думаешь, что я не чувствую себя виноватым?

– Мне все равно, что ты чувствуешь. – В том, как она это произнесла, не было агрессии. Вайолет по-прежнему была смущена и растеряна.

– Вполне справедливо. Я был эгоистичным, корыстным и слабым. Но ты такая же, и даже хуже, если собираешься меня шантажировать. Мне нужна моя работа. Мне нужна моя медицинская страховка. У моей жены лимфома.

Вайолет подумала о Берил и смягчилась.

– Я не шантажирую тебя. Я просто думала, что вы с Роуз все еще вместе.

– Это не так.

В его голосе снова прозвучали детские жалобные нотки. Стало вполне понятно, почему Мэтт, которому, согласно свадебному блогу, было тридцать три, завел роман с двадцатилетней Роуз: даже по телефону его незрелость была очевидной. Раньше Вайолет предполагала, что Роуз видела в Мэтте отцовскую фигуру и пыталась компенсировать отсутствие близости с отцом. Теперь же все выглядело ровно наоборот. Может быть, Роуз нуждалась в мужчине, которого она могла опекать и поддерживать, – ком-то более похожем на несамодостаточную Джозефину. Даже Вайолет чувствовала себя взрослой по сравнению с Мэттом.