сечёшь, и моя тогда крикнула: «Профессор, профессор, а вы можете посмотреть это?!» Тут профессор подошел и посмотрел. И теперь, внимание, смотри, кто будет главным отрицательным героем в этой истории — не я, а профессор!

И ты представляешь, что он ей сказал? Он ей сказал: «Коллега, вот это, что в вашей слюне, это ничего особенного. Это сперматозоиды». Понимаешь… Профессор, господин в белом халате, примариус… И всё это я услышал вчера, а произошло-то это ещё осенью. И вот я думаю, нет ли тут моей вины?

Я понимаю так — она сама подошла ко мне в «Джуре», и она сама позвала профессора, ну, получается просто, типа, подлянка судьбы, трагедия… Потому что смотри, что рассказала мне та, другая, что потом с ней получилось: представляешь, перестала ходить на занятия, и, нормально, сразу же подсела на наркоту, сразу на героин, бабах! а когда до её стариков это доперло, они вернули её назад, к себе, представляешь, полный крах всех семейных ожиданий и надежд, сечёшь, исчезла перспектива, и тут в семье начался полный дурдом, не знаю толком деталей, но, главное, старик опизденел и застрелил свою старуху из пистолета, видно, хотел кокнуть малышку, а попал в старуху, узнать это точно даже менты не смогли, и теперь он сидит, а малышка куда-то сбежала, и никто не знает, где она. А я вот… Я чувствую какую-то вину из-за этого, сечёшь. Скажешь, это не сюжет для романа, настоящего, бестселлера? Здесь всё — секс, кровь, а к тому же и социальный аспект.

— Да хватит, какая гадость, — Саня изобразила на лице отвращение.

— Вот! — Доц развел руками. — Так и знал, что виновным стану я!

К этому моменту мы все собрались возле стойки. А музыку уже выключили. Самое хорошее время для самых плохих историй.

— Кроме того, я не думаю, что сперматозоид может выжить… — продолжила Саня.

— Да ладно, не пизди, ты всё это выдумал, — обратился к Доцу Маркатович, хриплым голосом, после мучительного раздумья.

— Гадость, — прибавил я и посмотрел на Доца.

— Ни хера я не выдумал! — сказал Доц тоном праведника. — Кто такое выдумает?

— Куд ю транслэйт ит? — спросил Инго.

— Оу, иц ту дификлт, — сказал я Инго.

— Ит воз май лав стори. Вэри дификлт, — добавил Доц.

Инго не вполне поверил ему, но всё же сказал: — Оу, айм со сорри.

4. ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ

Главное — участвовать

Телефон звонил и звонил… Не переставая… Где-то в пространстве сна.

— Ну посмотри же, что там… — проскулила Саня за моей спиной, толкая меня локтем, и я хотел ей сказать… то, что всегда хочу сказать из сна: не мешайте мне, у меня важное дело…

— Ну посмотри…

Я открыл глаза. Посмотрел на часы: семь тридцать утра… и теперь я должен был посмотреть, что там. Хотя знал. Это МИЛКА, ничего другого быть не может.

— Ерунда… перестанет, — сказал я Сане шепотом, как будто нас кто-то может услышать.

И действительно — звонил, звонил и перестал.

Я снова провалился в сон, но теперь шерсть стояла на мне дыбом, как у кошки, которая ждет нападения.

Потом, после того как я уснул, снова начался трезвон… Разумеется, как глава «семейной полиции» Милка знала, что заключенного можно добить психологически, если постоянно нарушать его сон.

— Выключи его, прошу тебя, — снова заскулила Саня, сопутствующая жертва обстоятельств.

Пришлось встать, чтобы добраться до телефона. Я отправился в путь, с самыми добрыми намерениями, но меня качнуло и ударило о дверной косяк. Я совсем забыл, что ещё пьян после той ночи. Геройски врезался в этот косяк и рухнул вбок, свалив попутно книги и газеты, которые лежали на пластмассовой коробке, в которой я держал документы, так что Саня крикнула: — Что случилось?

Я только стонал и держался за голову.

— Иисусе! — Она вылезла из кровати и присела на корточки рядом со мной. — С тобой всё в порядке? Покажи!

Она осмотрела мою голову со всех сторон, как ребенок, который получил новый мяч.

— Оставь… — пытался высвободиться я.

— О-о-ой, как ты треснулся!

Телефон и весь окружающий мир звонили теперь ещё сильнее. Поскольку и ей пришлось встать, а я ужас как боялся Милки, я произнес умоляюще: — Послушай, кто это там…

Посмотрел на пластмассовую коробку, в которой лежали документы, паспорт и всякое такое, и увидел, что с одной стороны она немного оплыла, там, где соприкасается с трубой центрального… Потом посмотрел на Саню — её тоже как-то повело — и затолкал коробку под кровать, где было полно пыли, и она уже проникла мне в нос.

— Скажи, что меня нет! — в панике крикнул я Сане и чихнул на всю квартиру. Саня уже тянулась к трубке. — Это Милка, — завопил я. — Скажи… что я позвоню ей около полудня и всё… — тут я чихнул еще раз — …объясню.

Я дотащился до кровати и рухнул в простыни. Вот только соберусь с силами и тогда… Сразу что-то сделаю…

Но Саня закричала из другой комнаты: — Тин! Твой редактор тебя требует!

Перо? В семь тридцать? Мы с Саней, каждый в своем направлении, встретились возле проклятого косяка, и я добрел до телефона.

— Немедленно приезжай в редакцию! — сказал он.

— Что случилось?

— Сейчас же выходи из дома! — прорычал он и бросил трубку.

— Он не в самом лучшем настроении, — сказал я Сане, вернувшись в комнату, где, как я сейчас почувствовал, стоял сильный запах алкоголя.

Она смотрела на меня из кровати как лунатик.

— Мне снилось, что я рассматриваю черепаху, — ни с того ни с сего сказала она.

— Прости, что?

Словно сообщая мне о каком-то открытии, она продолжала: — Только что. Мне снилось, что я рассматриваю черепаху и никак не могу… Потому что она втягивает голову, ноги, руки…

— У черепах нет рук, — сказал я машинально.

— Есть! — сказала она.

Я уставился в пустоту.