— А я слишком темномагический, — расхохотался Теофас, запрокинув голову, хотя головная боль усилилась до пронзительной рези. — А скоро буду еще и слишком мертвый. А что до Эль… Ты напрасно ее сюда притащил, нужно было оставить ее в Ленхарде.

— Прекрати, — отрубил Рейнхард. — Она все еще твоя жена, ты не можешь говорить о ней в таком тоне.

Милая умненькая Эль подкупила и Рейнхарда, приглянувшись тому даже в чужой образине и с подозрением на криминал в четырех томах.

Нет, оставлять трон Рейнхарду нельзя, слишком он прямолинеен. А в Вальтарте прямыми были только атаки, все остальное вилось и ветвилось, особенно взаимоотношения между высокорожденными драконами и их кланами.

Вот он, в отличие от Рея, один из самых сильных игроков на политическом поле, он бы сумел создать желанное государство. Просто не успел. Невидимые «они» добрались до него первыми. Теофас не выдержал, хмыкнул, а после и вовсе рассмеялся во весь голос. Неведомые враги — ритуалисты или маги — уделали его вместе с матерью, как они не береглись. Ну разве не забавно?

От хохота выступили слезы и потемнело в глазах, и спустя минуту он обнаружил, что лежит на софе с какой-то мокрой тряпкой на лбу. За окном было совсем темно, хотя он точно помнил, что разговаривал с Реем только что и за окном было утром.

Чьи-то нежные прикосновения привели его в себя, но едва Теофас приподнялся, Эльене решительно толкнула его в грудь, укладывая обратно.

— Лежите, Ваше Величество, я сменю компресс и станет немного легче.

Она внимательно, как делала все на свете, свернула бинты, промокнув их в какую-то зеленоватую гадость, и шмякнула ему на лоб. Теофас смотрел, не отрываясь.

Раньше у нее дрожали руки, когда она была вынуждена случайно его коснуться, глаза темнели, билась жилка на горле. Его дракон с ума сходил, когда видел, что Люче его желает…

Теперь у нее ничего не дрожало, а взгляд резал холодом.

— Эй, разве ты не должна поцеловать меня, как дорогого супруга?

Эль наградила его прохладной усмешкой, от которой сладко екнуло в груди. Не любовь, жажда, примитивная жажда истинной, о которой говорил отец.

— Мы вроде бы развелись, Ваше Величество.

— Не совсем… — внимательно взглянул из-под ресниц на Эль.

Обеспокоена, но пока не верит. Им — ему и его дракону — не понравилась откровенная холодность Эльене, хотелось закричать, толкнуть в постель, разрывая длинные юбки, разбудить эту куклу от гробового сна. Заставить любить его снова.

Именно таким должно быть положение дел: истинная любит своего дракона до умопомрачения, рожает детей, преклоняется и молчит, дракон же взамен дает защиту и золото. Но не сердце.

— В брачной вязи двенадцать рун, из которых я разбил только шесть.

— Что?! — напряглась, как струна.

Вот чему она удивляется, они же посещали одну и ту же библиотеку, он сам выдал ей ключ от запретного хранилища. Или действительно не знает?

— Эль, истинные не разводятся. Это их убьет.

Сквозь холодок ее волшебных туманно-серых глаз пробилась первая растерянность, и мгновенно погасла.

— В брачной вязи двенадцать рун, из которых я разбил только шесть, а после… восстановил их. Той ночью, в Ленхарде. Помнишь?

Помнит. В груди проходится сладкой полузабытой дрожью — она помнит, она никогда не забывала. Она только обманывала нас холодом слов и зимним ледком в глазах…

Опрокинуть ее на белый ворс ковра, сжимать до синяков плечи, ласкать рот, запечатывая дыхание и жестоко подавляя сопротивление, восстанавливать право первой ночи супруга здесь, в Семидворье. Заставить стать снова его истинной: выгодной ему, кроткой, послушной, как пес на поводке.

Даже если она будет молить о пощаде или сопротивляться, или… разобьет о его голову вазон с засохшей дребедой, которую мать трогательно называет икебаной. Баронесса, раздери ее ифриты, научила.

Теофас с ужасом приподнялся над бледной опрокинутой Эль, сжимавшей в руке осколок вазона. Глупая, разве эта смешная угроза остановит взявшего полную власть императора? Безумным взглядом он обвел разгромленный кабинет, выглядевший, как поле боя: содранная штора, истлевший ковер, стол, на котором остались борозды от драконьих когтей. Вытянувшаяся под ним Эль, притягательно-сладкая, воздушная, беленькая, как сахар. Хотелось взять ее прямо здесь, выпивая с губ стоны боли… Принудить. Заставить.

Он с трудом расцепил руки и прохрипел:

— Беги, — а когда она непонимающе хлопнула глазами, заорал: — Беги!

К счастью, Эль была умнее баронессы, и вывернувшись из полураскрытой хватки, рванула к двери. Только великий дракон знал, каких усилий требовало остановить древний, вписанный в драконьи гены инстинкт, требующий догнать и… присвоить.

***

Из кабинета я вылетела, словно за мной гналась армия ифритов во главе с императрицей.

Кабинет был буквально завернут в защитные руны, а по периметру центрально коридора через каждый шаг стояли гвардейцы. Некоторые из них должны быть еще помнили меня — отдавали честь, склоняя голову, и отступали в сторону. Некоторые прятали глаза, некоторые с ужасом смотрели на темноту, выползающую в дверные щели.

Меня поймала за руку Рейнхард.

— Ваше… вейра Эльене, что произошло?

Злость на Рейнхарда утихла. Когда он нашел меня в нише с братом и уговорил пройти в кабинет Теофаса, предполагалось, что я смогу рассмотреть клубящуюся в нем темноту и хотя бы понять ее происхождение. А после вышел за лекарем. Бросил меня одну наедине с венценосным психом.

Я с трудом остановилась, поправляя оторванный рукав платья. Эмоции, который накатывали бурей при виде Теофаса, словно выключились, стоило мне выйти из зоны его взгляда. Нет, надо поскорее заканчивать свои дела при дворе и уезжать. Помнить о главном: титул, деньги, поместье. Бежать отсюда с ветерком. Возьму брата, Инес и поминай как звали.

А брак… Ну мы же почти разорвали его в первый раз. Теофас может сколько угодно говорить, что истинные умирают при разводе, но мы вполне успешно разбили шесть первых рун и выжили. На нем так и вовсе не осталось ни царапины.

Мы прошли в малую залу при кабинете императора, буквально искрящуюся от артефактов всех видом и плетений. Здесь нас не подслушают. Кажется, именно здесь Теофас предпочитал проводить встречи с баронессой, если уж никто не застал его в откровенно компрометирующей ситуации. Иначе магические снимки императорского грехопадения облетели бы всю Вальтарту.

Императрице, к примеру, повезло меньше. Ее супруга голым не видели только коровы, да и то, только потому что у них плохое зрение. А так, каждая крестьянка, набравшая монет на столичный