– И как вы собираетесь жить с ней при таком-то отношении? – теперь в голосе Эйны промелькнуло… сочувствие?

– Нам необязательно проводить всё время вместе, – без особой надежды заметил Кайден. Он старался не думать о его отношениях с Венанцией после свадьбы, когда уже нельзя будет ограничить время встреч напоминанием о приличиях. – Выполнение королевских обязанностей может требовать частых отъездов.

– О, – протянула Эйна то ли с сочувствием, то ли с негодованием. – Похоже, вы планируете просто замечательный во всех отношениях брак.

– Осуждаете? – Кайден сцепил пальцы, чтобы не коснуться её руки, не провести кончиками пальцев по будто сияющей в красновато-оранжевом сумраке щеке.

– Не понимаю. Неужели всё так… плохо, что нет другого выбора? Разве те же апрумцы не затаят на вас ещё больше злобы, если вы лишите их возможности получить трон?

– Мы в любом случае останемся врагами, я просто хочу не допустить их усиления. И хочу, чтобы Уния процветала. Война с Лавией показала нашу слабость.

– Но мы победили.

– Но какой ценой? – Кайден снова ощутил тупую боль в сердце: его отец, король, принцы, которых он знал с детства, солдаты его герцогства. – Тысячи погибших, тысячи искалеченных. Почти прервавшийся королевский род. Мы слишком уязвимы сейчас, и мало кто понимает, что привычными способами это быстро не исправить. А нужно быстро, если не хотим стать добычей стервятников.

– Но что вы собираетесь делать? Как такое можно исправить? – Эйна приподнялась и, сдвинув подушки, прислонилась к ним спиной. – Если существует способ усилиться, разве герцоги сами не захотят им воспользоваться?

Её вопросы пробуждали в Кайдене ораторский пыл, но женщины обычно находили такие разговоры невероятно скучными, Венанция – глупыми, а Кайден явился сюда развлечь Эйну: уж больно грустной она казалась, когда он смотрел на неё через Черныша. Но Эйна ждала ответа, и Кайден сказал:

– Сила королевства не всегда значит силу герцогов. Пожалуй, чаще оказывается, что сильные отдельные части слишком самоуверенны и ценят свою независимость, чтобы действовать совместно с полной отдачей, поэтому на деле они не только не усиливают друг друга, но могут ослаблять.

– И как же вы собираетесь с этим бороться? Неужели ликвидировать герцогства?

Засмеявшись, Кайден покачал головой:

– Нет, конечно, нет.

– Тогда как? Расскажите.

– Вам будет не интересно.

– Было бы неинтересно, я бы не спрашивала, – заметила Эйна.

Она смотрела на Кайдена сквозь полумрак, и от этого взгляда у него обмирало сердце.

– Что ж, если вы пообещаете остановить меня, как только вам станет скучно…

– Обещаю, – улыбнулась Эйна.

Кайден почесал затылок, формируя первую фразу:

– В первую очередь, конечно, надо действовать осторожно и неторопливо, чтобы это не выглядело попыткой отнять исконные герцогские привилегии. Но для того, чтобы отдельные, – Кайден посмотрел на красную ткань одежды Эйны и нашёл подходящее сравнение, – чтобы отдельные мышцы действовали, как единое целое, им нужна единая нервная система, а чтобы они были сильными, им нужна единая кровеносная система. На деле это значит необходимость независимых от герцогов чиновников, которые…

Кайден пустился в объяснения. Он собирался ограничиться несколькими общими фразами, но его понесло. Может, виной тому было нежелание думать о проблемах или опасение, что Эйна, не найдя иных тем для разговора, прогонит его, может, внимательное выражение её тонущего в сгущающемся мраке лица или кажущийся искренним интерес в тоне вопросов, их своевременность, их житейская мудрость, не всегда доступная тому, кто всю жизнь находился на самом верху.

Они продолжали говорить в темноте, и скоро Кайден поймал себя на том, что держит руку Эйны, поглаживает её пальцы, по их движению, напряжению и расслабленности угадывая её реакцию на свои слова так же отчётливо, как по выражению лица. И Кайдену захотелось, чтобы это мгновение не физического, а какого-то духовного единения, длилось вечно. Давно ему не было с кем-то из людей так легко.

Но рассказ о его не то что бы планах, а, скорее, мечтах о преобразовании и усилении Унии, подошёл к концу, закончились и вопросы Эйны, и они теперь молча сидели в темноте, Кайден гладил её пальчики.

В открытое окно подул ночной воздух, Эйна вздрогнула.

– Тебе холодно? – инстинктивно подался вперёд Кайден и ощупью нашёл её прохладную щёку, погладил.

Мысленно он послал приказ Чернышу тащить покрывало, но и сам придвинулся к Эйне ближе, обнял за плечи.

В темноте процокали когти Черныша, в спальне послышалась возня, а затем и шелест покрывала по полу. Эйна напряглась лишь на миг, но тут же расслабилась, видимо, поняв в чём дело.

Кайден одним движением набросил покрывало и на Эйну, и на себя, подоткнул ткань с её стороны. Эйна не противилась, прижалась к нему сильнее.

– Вы тёплый, как Черныш, – прошептала она.

И сквозь тьму Кайден бросил на пса ревнивый взгляд. Почти ничего не увидел, но ясно представил, как Черныш замялся.

Они сидели так, и Кайден колебался, спрашивать или нет то, что собирался спросить сразу, но всё откладывал.

– Что вас так огорчило? – это он почти прошептал и добавил с неохотой. – Чигару был груб? Сказал что-нибудь неприятное?

– Да нет, – Эйна чуть отодвинулась от Кайдена, породив в его груди щемящую тоску, и тут же придвинулась, заставляя согревшееся сердце стучать чаще. – Он попросил дать ему шанс.

– А вы? – с затаённым страхом спросил Кайден.

– Ну, мне показалось, что проще согласиться дать ему шанс. Показалось, что отказ его не остановит.

– Если он станет слишком навязчивым, я… – Кайден подумал, прокручивая в голове варианты. И подвёл итог: – Я смогу его остановить.

– Я… – Эйна неуверенно потеребила пуговицу на его дублете. – Я бы хотела узнать о Чигару больше.

Слова обрушились на Кайдена каменной плитой. Это было намного, намного хуже и больнее, чем если бы Эйна пожаловалась на недостойное поведение Чигару.

– Вы же его хорошо знаете, расскажите о нём.

Кайден понимал, что у Эйны мог проснуться интерес к Чигару, отношения между ними возможны, в чём-то даже выгодны, если Чигару, наконец, остепенится. Но всё равно у Кайдена было ощущение, словно его ударили под дых.

Схеней Апрум не знал, что его больше раздражало: то, что Венанция его избегала, или равнодушие, с которым восприняли его героический подвиг по её спасению. Даже не равнодушие (он бы понял, если бы его просто оставили без почестей): слуги косились на него мрачно, Вульпесы с Экусами взирали так, словно он им дорогу перешёл и грязью их при этом забрызгал. Дядя с дедом, хотя он ни словом не обмолвился о планах заполучить Венанцию для себя, похоже, заподозрили неладное.