У меня начинает вставать, а так как говорить она может долго, я обхватываю ее затылок и целую.

За два дня до

Саша

— Я могу покатать тебя на велосипеде, — великодушно произносит Алекс, глядя на меня из-за стола. — А то ты грустная.

— Думаешь, если мы вдвоем разобьем носы, станет веселее? Мой разбитый нос потом еще и мама оторвет.

Братишка хмурится, надувает губы. Он терпеть не может, когда кто-то ставит под сомнение его пятилетнюю брутальность.

— Я катал Тори, нашу соседку, и она не жаловалась.

Еще бы. В ней веса меньше, чем в пакете с чипсами.

— Не обижайся, вампиреныш. Как-нибудь в другой раз покатаемся.

— Тогда перестань быть такой грустной. Обычно ты не такая.

Я вздыхаю.

— Ты преувеличиваешь.

— Вовсе нет. Маша и Никита тоже заметили.

— Вам всем показалось. Ладно, доедай свою кашу, а потом посмотрим с тобой фильм.

Я поднимаюсь со стула и, шлепая босыми ногами, иду в гостиную. Я планировала погостить у родителей всего пару дней, а в итоге живу здесь почти неделю. Снова ем по утрам овсяную кашу, помогаю маме с посудой, провожу много времени у Маши в комнате и гоняю сопливые фильмы, под которые плачу, особенно когда под аплодисменты очевидцев разлученные герои воссоединяются. Кажется, впервые за всю мою жизнь, меня настигла депрессия. Кэти обрывает мне телефон с предложениями прогуляться по магазинам или сходить на открытие нового ресторана, а я понимаю, что не хочу. Неожиданно все то, что раньше казалось таким привлекательным и важным, потеряло смысл. Словно я резко выросла. Хотя судя по тому, как я себя чувствую, скорее состарилась. И даже аппетит пропал. Не совсем, но ощутимо.

Я щелкаю пультом и попадаю прямиком на фрагмент, где герои целуются. Смотрю, как парень активно орудует языком во рту героини, так что ее щека пошло раздувается и жму кнопку «выключить». Слюнявые парочки начинают меня раздражать.

Мой телефон лежит рядом на беззвучном, чтобы случайные сообщения от Кэти, Моники, Тани или надоедливого Брейди, не заставляли сердце екать надеждой на то, что это написал он. Я пыталась злиться на Кирилла, за то, что отказался от меня, когда я умоляла его этого не делать, что, собственно, мне и удавалось в первые дни. Но чем больше времени проходит, тем больше меня заливают опустошение и отчаяние. Что толку на него злится, если мы больше не будем вместе? Он ведь даже никогда об этом не узнает.

Я никак не могу смириться, что это конец. Он ведь сказал, что любит меня. А что если уже не любит? Вдруг так сильно разочаровался от моих слов, что успел меня разлюбить? И что, если это чувство, которое мешает мне радоваться жизни без него, никогда не пройдет, и я останусь до конца своих дней жить у родителей и ходить в заляпанных шоколадной пастой шароварах? Что если это со мной случилось навсегда?

Мы с Алексом смотрим «Форд против Феррари», когда со второго этажа раздается топот. Спускается Маша.

— И куда это ты нарядилась так рано? — критически оглядываю ее внешний вид: цветастый ромпер, сумку-хобо и плетеные сандалии. А неплохо. Моя девочка.

— Мы с Робом едем к его друзьям в Хэмптонс. Маме я уже сказала.

— С ночевой, что ли? — шутливо поднимаю брови.

Маша краснеет, что-то бормочет себе под нос и, махнув рукой, покидает гостиную. Я возвращаю глаза в экран, но суть происходящего уловить не могу. Моя младшая сестра уже вовсю занимается сексом и имеет личную жизнь. Этот Роб вроде нормальный парень, если не считать перебора с татуировками. Я его конечно на всякий раз предупредила, что имею черный пояс по вырыванию мошонок, но думаю, мы друг друга поняли. Так, глядишь, сестренка и замуж выйдет. Из Маши получится идеальная жена — она почти никогда не капризничает и обожает готовить. Не то, что я, кто выдала дедовский тазик пирожков за свой. А Кирилл меня и после этого любил.

— Алекс, а где Никита?

— Наверное, он с Дереком в гараже, машину собирают для соревнований.

Ах, да. Мама говорила, что Никита стал увлекаться гонками. Он казался таким скромнягой на фоне Макса, но в его отсутствие переродился в брутального мачо, телефон которого ломится от женских номеров. Вчера я, например, случайно подсмотрела, что ему сиськи прислали. Случайно. Нечего мобильный на обеденном столе оставлять.

В двенадцать с йоги возвращается мама, и мы втроем перемещаемся на кухню, где она начинает готовить обед.

— Как настроение, Сань? — ловко нарезая морковь, мама смотрит на меня. — Папа предлагает семьей слетать в Майами дней на пять. Как ты на это смотришь?

Смотрю я на это хорошо. Уикэнд с семьей, океан, белый песок. Загар обновить не помешает да и отвлечься. Хорошо, но не до визгов. Обычно я на такие предложения прыгаю от счастья. Может, это акклиматизация на меня так действует?

Папа приезжает на обед спустя два часа. Целует нас в щеки, обнимает маму и садится есть приготовленный ей борщ. Как он ему еще не надоел? Сколько себя помню, мама варит его тоннами.

— Про поездку слышала, Са-ша?

Я выдавливаю слабую улыбку и киваю. Не хочу его расстраивать. Это же он ради меня, свой любимой дочери, старается.

— Классная идея, пап.

Я еле-еле доедаю свою тарелку, и понимаю, что второе блюдо я не осилю. Черт, кажется, пора навестить психолога — сроду такого не было. Поблагодарив маму, вылезаю из-за стола, и ковыляю в гостиную, но на полпути вспоминаю, что забыла на столе телефон и иду обратно. От увиденного невольно застываю в дверях. Мама с папой стоят в обнимку и целуются.

Я не в первый раз бываю этому свидетелем — пару раз видела в их исполнении вещи и похуже, но именно сейчас не могу ни вздохнуть, ни пошевелиться. Чешется нос, зудит в груди. У мамы есть папа, у папы — мама. Мы тоже есть, но это другое. У меня тоже был Кирилл. А сейчас его нет.

Остаток дня я провожу в своей постели, глядя в потолок. Телефон снимаю с беззвучного, потому что неожиданно приходит твердое осознание того, что Кирилл мне не позвонит.

Папа возвращается в шесть и закрывается у себя в кабинете, как делает часто. Я останавливаюсь перед его дверью и неожиданно вспоминаю, как часто в нее забегала, когда была маленькой. Думаю, я жутко отвлекала папу от дел, но он никогда меня не выгонял — напротив, брал на руки и позволял лупить пальцами по клавиатуре. Хорошие были времена.

— Пап, я войду?

Папа отрывает взгляд от экрана, кивает и улыбается. Мне будет очень его не хватать.

— Входи, Са-ша. С каких пор ты стала такой деликатной?

Я прикрываю за собой дверь и корчу обиженную гримасу:

— Всегда такой была. Говорят, врожденное чувство такта я унаследовала от тебя.

— Не врут, — ухмыляется папа.