Далекая музыка, казалось, еще не стихла, отражаясь эхом от высоких каменных стен, окружавших, объединявших меня и людей внизу. Сумерки. Пора было расходиться по домам, но никто не расходился. Снизу раздался голос.

– Расскажи нам историю, принцесса Морригана.

Расскажи им историю, Джезелия.

Она появилась на расстоянии вытянутой руки от меня. Видение, фигура сидящей на стене женщины, призрачная, но в то же время осязаемая. Твердая. Непреклонная. Ее длинные волосы цеплялись за каменную кладку, они тянулись издалека, из другого тысячелетия. Расскажи им историю.

Станьте ближе, братья и сестры,

Слушайте внимательно,

Ибо есть одно истинное прошлое

И одно истинное будущее.

Давным-давно,

Очень, очень давно,

Семь звезд упали с небес.

Одна, чтобы сотрясти горы,

Одна, чтобы вспенить море,

Одна, чтобы взорвать воздух,

И четыре, чтобы испытать сердца людей.

Я брала слова у Морриган, Годрель и Венды. Брала их у Дихары, у ветра и у собственного сердца. Брала у правды, от которой у меня по коже бежали мурашки.

Тысячи ножей света

Превратились в облако, пылающее, кружащее,

Словно голодное чудовище.

Буря, которая лишила смысла пути стариков.

Острый нож, тщательно взятый прицел, железная воля и чуткое сердце,

Вот и все, что имело значение.

По всей земле немногие остались в живых,

Но две сестры обрели милость…

Я рассказывала историю о мирах, которые я видела, о целых городах, огромных и широко простершихся, но сметенных с лица земли или целиком погребенных под ней. О других городах, вознесшихся какой-то неимоверной магией до небес, но не сумевших выстоять против великой бури. Я говорила о руинах некогда величественных храмов, о долинах, в которых оплакивали поколения убиенных. Но сквозь все это повествование шли рука об руку две сестры, не сгибаясь и храня верность, пока зверь не восстал из пепла и не разлучил их, ведь даже брошенным на землю звездам оказалось не под силу уничтожить весь мрак до последней тени.

– Где же в это время были боги? – выкрикнул кто-то.

Боги. У меня не было ответа. Кроме одного.

– Боги тоже плакали.

– Как звали сестер? – раздался другой голос.

Я увидела, как в окне башни напротив мелькнула тень – Комизар. Не думаю, что он слышал мои слова.

– Уже смеркается, – сказала я. – Ступайте по домам, к своим очагам. Завтра я продолжу.

* * *

Комната оказалась холодной и выпотрошенной. Я начала приводить в порядок свои скудные пожитки, разбросанные по полу после обыска – у меня искали оружие. Стражники в пылу, разумеется, не задумывались, как и куда швырнуть вещи. Мне ужасно хотелось вернуться туда, к людям на площади. Я хотела бы сказать им намного больше, а в этой опустошенной комнате меня снова стали одолевать сомнения.

Я расправила и сложила скомканные одеяла, расставила у стены тренировочные мечи. Головы на кольях… искусная работа Убийцы. Рейф заговорил об этом неспроста, он хотел, чтобы я слышала. Что сделал Каден? Я вспомнила, как в первый мой день здесь его срочно вызвали по какой-то неотложной надобности, связанной с солдатами, как поспешно и наотрез он отказал мне, когда я попросила взять с собой меня. Куда он отправился тогда? Казнить мальчиков? В Венде, по всей видимости, не существовало различия между детьми и взрослыми. Он взмахнул мечом без жалости, без укоров совести – как Комизар нынче утром? Я просто не могла в это поверить. Пусть оба они венданцы, но такие же разные, словно огонь и вода. Я спрашивала себя, что за преступление совершили казненные солдаты? Украли еду, как мясник? Страдать от голода – вот что варварство, принцесса. Я села в кровати. Вот почему в Венде нет арестантов. Их же нужно кормить.

В то же время Совет, как я убедилась, ни в чем не испытывал нужды.

Я встала, налила воды в таз и хотела умыться, когда в коридоре послышались шаги. Один мощный удар, от которого дверь задрожала, потом скрежет ключа в скважине.

Это оказался Ульрикс. Он приоткрыл дверь всего на несколько дюймов, ровно настолько, чтобы сказать: «Тебя хочет видеть Комизар. Надень фиолетовое. Я подожду здесь».

Он захлопнул дверь, давая мне возможность одеться. Для ужина в зале Санктума было еще слишком рано, к тому же за мной всегда посылали Каланту. Иногда в дверь стучал сам Комизар. Ульрикс не приходил никогда. Надень фиолетовое. Еще одно платье, открывающее каву на плече, сшитое из лоскутов оленьей замши, крашенной таннисом.

Я вытащила платье, сложенное и лежавшее в сундуке, задумчиво потерла между пальцами мягкую замшу. Что-то не так. Но все уже настолько давно шло не так, что я не удивилась.

Ульрикс не повел меня в покои Комизара для частных переговоров, как я ждала, а на мой вопрос, куда мы идем, ничего не отвечал. Он тянул меня за собой в какую-то удаленную часть Санктума, вниз по узкой винтовой лестнице, в крыло, где я ни разу не была. Лестница вывела в просторный круглый холл, тускло освещенный единственным факелом. Я различила маленькую дверцу, а по обе стороны от нее уходили во тьму два коридора.

Не успели мы подойти, как дверца отворилась, и в холл вышли несколько старшин, чивдаров, наместников и рахтанов. Это был не Совет. Среди них находился Малик, и я уже приготовилась увидеть обычную издевательскую ухмылку на его лице, но все они прошли мимо с серьезными, озабоченными лицами. Когда мужчины разошлись в разные стороны по коридорам, Ульрикс подтолкнул меня к двери.

– Входи.

Через открытую дверь проникал лишь слабый лучик света, приглушенное золотистое мерцание. Да помогут мне боги. Я поцеловала дрожащие пальцы, подняла их в воздух и двинулась вперед.

На столе горела единственная свеча, остальная комната тонула в темноте. Я скорее угадала по неясному силуэту, что в кресле у стола сидит Комизар, глядя в мою сторону.

Дверь за моей спиной со стуком захлопнулась.

– Ты надела фиолетовое, – сказал он. – Хорошо.

– Как вы смогли разглядеть в темноте?

Я слышала его тихое дыхание.

– Я вижу.

– Тайные встречи теперь проходят в полной темноте?

– Большие планы требуют большой секретности.

– Но здесь был не весь Совет?

– Я Комизар. Я встречаюсь с кем пожелаю и где пожелаю.

– Понимаю.

– Подойди ближе.

Я прошла вперед и остановилась возле него. Комизар протянул руку, пощупал один из лоскутов, нашитых на платье.