Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не сомневаюсь.
Уилл держался на расстоянии. Уступил ей диван, а сам устроился в большом кресле напротив. Воздух в комнате разве что не искрил от ошибок, которые они могли вот-вот совершить. Это казалось таким простым, таким заманчивым. Но… нет. Селена была слишком верной, Уилл – слишком порядочным. Что бы Грэм ни натворил, изменять ему она не станет.
Оба молчали. Несколько минут спустя Уилл встал.
– Пойду сменю белье на кровати, – сказал он. – Я посплю на диване.
– На диване буду спать я.
– Ни за что, – отрезал он. – Не спорь.
Уилл уже спал, когда Грэм взялся названивать ей. Трубку она брать не стала. Ее мужа это не смутило, он продолжал заваливать ее сообщениями до трех ночи.
Пожалуйста, вернись домой.
Прости меня.
Мне просто нужно пространство
и время, чтобы подумать, Грэм.
Смирись и дай мне это сделать.
Ты когда-нибудь сможешь
меня простить?
Сможет ли она? Сможет ли когда-нибудь его простить? Она не знала.
– Пауло зовет завтракать, – сообщил Оливер.
– Беги, – ответила она. – Созвонимся после школы. Люблю тебя, дружок.
– И я тебя люблю.
– Все хорошо, – заверила она сына. Как часто родителям приходилось повторять эти слова? – Все в полном порядке.
Повисла напряженная пауза. Она ждала, чувствуя, что Оливер хочет сказать что-то еще. Наконец он выдавил:
– Мам, давай ты положишь трубку первая.
– Люблю тебя, – повторила она. – Обними за меня Стивена.
– Люблю тебя, мама.
Разговор камнем лег на сердце. В какой же бардак превратилась окружающая ее действительность. Спроси ее кто-нибудь о жизни всего лишь год назад, она бы без запинки ответила, что все почти идеально. Она была уверена, что кризис их с Грэмом отношений давно миновал. Она сидела дома с мальчиками, а муж ходил на любимую работу.
Но все в этой жизни – даже хорошее – имело свойство заканчиваться.
Телефон разразился очередным сообщением от Грэма.
Как твоя ночь с Уиллом?
Все как раньше?
Не смеши меня, он спал на диване.
Да ладно.
Я никогда тебе не изменяла.
И не собираюсь начинать.
Я знаю. Прости. Ты так и не ответила.
Сможешь ли ты когда-нибудь
простить меня? Мы будем снова вместе?
Еще один вопрос, ответа на который она не знала.
Свой путь она представляла: продаст дом, вернется на Манхэттен. Будет усердно работать. Смело нырнет в неизвестное будущее. Затем она подумала об Оливере и Стивене, об их счастливой жизни, которая неминуемо рухнет, и сердце у нее упало. Она вела себя в точности как мать: терпела, унижалась ради детей, увядая под слишком тугой маской, призванной скрыть правду.
Телефон снова назойливо звякнул. Опять Грэм.
Вот черт.
Что?
Здесь копы.
Если это была хитрая уловка, его план удался. Она набрала его номер, но звонок был переадресован на голосовую почту. В горле у нее пересохло, в животе все сжалось.
Зачем полицейским являться в такую рань?
Положив трубку, она отправилась на кухню, прекрасно оборудованную, как и все прочие комнаты Уилла. Ее уже ждал кофе, сваренный в до блеска отполированной кофемашине, цена которой была сравнима со стоимостью подержанного «Фольксвагена». Она взяла пульт и, включив телевизор, почувствовала, как закружилась, зашаталась комната. Ее мир решил рухнуть окончательно.
На экране была фотография Женевы – милой белокурой улыбчивой Женевы. Красивую картинку омрачала размещенная под ней ярко-красная надпись: «Пропала няня».
– Вчера двадцатипятилетняя Женева Марксон не пришла на работу. Перед этим, в минувшие выходные, сестра мисс Марксон обратилась в полицию с заявлением о ее исчезновении, – вещала стройная, туго зачесанная ведущая новостного канала. – В понедельник следствие обнаружило ее машину, брошенную в элитном районе ее работодателей. На данный момент полиция не выявила состава преступления. Тем не менее установить местонахождение няни пока не удалось. По сообщениям полиции, двое местных мужчин были задержаны в целях проведения допроса. Всех, кто что-нибудь знает о местонахождении мисс Марксон, полиция убедительно просит позвонить по следующему телефонному номеру.
За спиной Селены возник Уилл.
– Вот черт. Кто-то сообщил СМИ.
– Полиция уже у нас дома, – выдавила она. Ей отчаянно не хватало воздуха – словно бы она втягивала его через тонкую соломинку. – Грэм только что написал.
– Я одеваюсь – и еду к нему.
Она успела услышать его голос, почувствовать его рядом – и сознание ее оставило. Селена обмякла и рухнула на кафельный пол, ударившись головой о мраморную столешницу.
Трое могут сохранить тайну, только если двое из них мертвы.
Розоватый полуденный свет всегда ассоциировался у Селены с болезнью – он напоминал ей о временах, когда она с температурой возвращалась домой из школы, обнаруживая в спальне сочащееся сквозь полупрозрачные розовые занавески солнце. В такие моменты в доме стояла особая тишина – ничто не мешало ей отдыхать и набираться сил. Отец был на работе, сестра – в школе. Разве что мать едва слышно возилась на кухне. Время словно бы замирало в этом розоватом сиянии.
Сегодня в окна ее собственной гостиной ломился раскаленно-белый свет. Но она все равно чувствовала болезненную слабость. Мир застыл. Волк у двери вбирал в себя воздух для очередного мощного выдоха.
Женеву объявили пропавшей без вести. Грэма, мужа Селены, и Эрика Такера, бывшего работодателя Женевы, забрали на допрос.
Селена сидела на диване. Напротив нее разместился детектив Кроу, растрепанный, в измятом костюме. Под глазами следователя синеватыми тенями наливалась усталость. Селена сидела неподвижно, голова пульсировала тупой болью. К затылку она прижимала пакет со льдом – она набила себе шишку, когда упала, потеряв сознание. Почему, кстати? А если выяснится, что она серьезно больна?
Мужа отправят в тюрьму.
И дети останутся совсем одни.
