про себя, что это Грэгори не спится за полночь. Но потом решила, что это не её дело и выбросила эту мысль из головы.

— Ничего, матушка прикажет мне сшить новое.

Грэгори окинул её насмешливым взглядом, всю, от цветов в волосах до искрящегося изумрудами подола.

— Ну да. Конечно. Таким богачам, как ты, можно не думать о мелочах, вроде бального платья.

Фрида подняла на него удивлённый взгляд, поймала улыбку и сама рассмеялась. Стало немного легче.

Ветер ворвался в открытое окно, вздыбил тюлевую занавеску, погасил свечи в канделябре — все, кроме одной. Фрида заметила, как сияют серебром в сумраке глаза Грэгори — верный знак, что он недавно колдовал. Может, писал очередную песню? Фейрийскому менестрелю не обязательно играть её, можно заставить музыку звучать мысленно и окунуться в видение, реальное для него и невидимое для других.

— Что случилось? — поймав её взгляд, спросил Грэгори. — Фрида, ласточка, что тебя так расстроило?

Фрида огляделась: пол гостиной весь был усыпан осколками, точно поляна в фейрийском волшебном лесу, где дорожки покрыты алмазами. Впрочем, иллюзорными.

— Лорд Виндзор только что сделал мне предложение. — Фрида сама удивилась, как тускло, равнодушно прозвучал её голос.

Грэгори судорожно вздохнул, и Фриде послышалось, как застонала скрипка. В лунном свете (если нафантазировать), можно было представить, что они разговаривают на балу, на «той стороне», где обычно и встречались, а не в гостиной Уайтхилла.

Увы, все иллюзии, даже самые стойкие, никогда не станут правдой.

— Я ему отказала, — закончила Фрида, всем своим существом желая, чтобы её обняли… Не Грэгори, конечно, нет, а… Жаль, что отца нет рядом. Ни одного из двоих.

— Придворному волшебнику? — выдохнул Грэг. — Фрида, ты отказала придворному волшебнику? С ним даже встречаться опасно! Ты сошла с ума?

Опасно: все полукровки знали, что императорский волшебник связан с Серым. Поговаривали, что Серый — его творение, голем или фамильяр, или дух-раб из Туманного мира. Фрида склонялась к последнему варианту: она представить не могла, что тот наглый юноша с бала способен сотворить хоть мало-мальски сильное заклинание. Наверняка его отец когда-то призвал ему духа-защитника. Или не он, а какой-нибудь семейный артефакт. Виндзоры — древний род, кто знает, какие секреты таятся в их шкафах?

— Может, и сошла. — Фрида снова глянула на осколки. Блестели они завораживающе, и так же завораживающе выли на луну далеко в лесу волки. — Этот мерзавец настойчив. Мать вынудит меня выйти за него — это же такая партия! Высокий род, близость к трону, богатства, власть… Она сама бы за него пошла, если бы он только пожелал. — Фрида бессильно опустила руки. — Грэг… Что мне делать? Он узнает, кто я. Я не смогу скрываться в его доме. Не вечно же!

Грэгори, аккуратно обходя осколки, подошёл ближе: Фрида смотрела ему в глаза и чувствовала, как по её щекам текут слёзы. Сколько она уже не плакала? Три года, четыре? Удивительно, как с каждой выплаканной слезой сейчас становилось легче — точно груз на сердце превращался в слёзы и тёк, тёк, исчезал…

«Ты неисправимая оптимистка, — сказала она себе. И сама же ответила: — В бездну! Я не сдамся».

— Насколько я мог заметить, благородные лорды и леди живут довольно… обособленно, — тихо сказал Грэг, перейдя на фейрийский. — Фрида, твой отец сможет тебе помочь, я уверен. Конечно, даже его иллюзию нужно будет поддерживать, но не сомневаюсь, что императорский волшебник — он же довольно занятой человек, не так ли? — не обратит внимания на твои небольшие отлучки. Да, тебе будет тяжело, но… поверь, Фрида… все мы так живём. Будь в этом мире место, где на нас бы не охотились… — он осёкся, и Фрида прикусила губу. Она тоже когда-то мечтала о таком месте. И как же тяжело иной раз уходить с «той стороны», где нет нужды скрываться! Но полукровка не может жить в фейрийском мире. «Увы, все мы больше люди, чем фейри», — с тоской подумала Фрида.

— Грэг. У меня ребёнок от фейри, — отвернувшись и глядя на дрожащий огонёк свечи, призналась она. — Императорский маг не сможет этого не почувствовать. Я сама полукровка, и мой отец Лесной король… Я вполне могу родить чистокровного фейри. Что мне делать тогда?

Грэгори не стал говорить, что это только её вина, и нужно было думать наперёд. И смеяться тоже не стал. Конечно, нет, только не он.

— Ты могла бы оставить ребёнка отцу…

— Нет! — Фрида и сама не понимала, почему её так воротит от одной мысли отказаться от ещё даже не рождённого дитя. Ведь это был бы выход: родись фейри, его место среди таких, как он. На «той стороне». — Нет. Никогда.

Грэгори вздохнул.

— Что ж… Тогда, — он пристально посмотрел на Фриду, — я бы влюбил в себя этого волшебника. Фрида, ты красива, и если он уже к тебе привязан… Ты удивишься, какую выгоду можно из этого извлечь.

— Ты уже пробовал? — вырвалось у Фриды, и она тут же поправилась: — Глупости, Грэг, ни один мужчина не станет слепо следовать даже за очень красивой женщиной, это же всё преувеличения, сказки…

Грэгори улыбнулся, и Фрида вздрогнула: таким жестоким стала его лицо с этой горькой улыбкой.

— Есть одна баллада, Фрида, которую я никогда не пою. О красивом мальчике, которого похищает рыцарь и держит в своём замке до совершеннолетия. После — мальчик сбегает, всадив в грудь своего тюремщика его же меч. Знаешь, почему я никогда её не пою?

Фрида смотрела на него и не могла вымолвить ни слова. Только чувствовала, как дрожат её руки, и как бегут по спине мурашки.

— Потому что эта жестокая баллада напоминает мне детство, — уже тише закончил Грэгори. — Конечно, теперь похищать никого не имеет смысла — зачем, если можно цивилизованно купить? Высокие лорды не любят марать руки. И мечей у них уже нет, поэтому мне пришлось спасаться иначе. Он полюбил меня… Так сильно, как только я мог его заставить. Он запер меня в высокой башне посреди моря, как птицу, а я всё надеялся улететь… Я играл ему… — Грэгори запнулся, судорожно вдохнул и покачал головой. — Прости. Тебе не нужны эти подробности, Фрида. Просто знай: он делал для меня всё, всё, но отказывался выпустить из этой проклятой башни. А когда я сбежал, он умер от тоски. Вот такая вот баллада.

Фрида моргнула. Она знала эту башню в море и знала лорда. Точнее, слышала, как наследники барона Вахи шептались о чём-то подобном. Дескать, отец обезумел… Он ведь умирал долго.

— Как ты сбежал? — вырвалось у Фриды. — Там же камни,