Леди взяла платок и, когда Эш уже начал подниматься с колен, швырнула ему в лицо.

— Вы мне отвратительны! — прозвенел по залу её голос.

Потом остолбеневший Эш смотрел, как она уходит, в полной тишине, с высоко поднятой головой. Как открывают перед ней дверь лакеи, как она перешагивает порог и, подобрав пышный подол, начинает спускаться по лестнице…

Изумлённую тишину взорвал, наконец, смех.

Эш стремительно обернулся: хохотал император, уже успевший опуститься на свой трон. Хохотал, глядя Эшу в глаза, всем видом говоря: «Я же предупреждал!»

С большим трудом Эш сумел растянуть губы в улыбке, а потом тоже засмеялся — издевательски, зло. Он смеялся в унисон императору и думал, что зря эта девчонка не согласилась по-хорошему. Она всё равно будет его, даже если её силой поволокут к алтарю.

Эш своего всегда добивался.

Глава 9. Благодарность

Ночь плавала в тумане.

Держа натянутый на кринолин подол чуть не у колен, Фрида подбежала к воротам и только тогда остановилась, чтобы перевести дух. Туман вокруг казался серебристым, а на ощупь — мягким влажным шарфом. Он окутывал, душил. Будь Фрида чуть внимательнее и не так взволнованна, она бы вспомнила, что нормальный туман так себя не ведёт. И если цвет и померещившиеся волны (точь-в-точь морские) можно списать на расшалившееся воображение, то уж струйками, тем более, вверх туман точно не поднимается. Но именно это он сейчас и делал. Поднимался, окутывал Верхний город, тянулся к решётке, змеился вокруг фонтана, и целые реки тумана потом стекали с крыш вниз, на мостовую.

Фрида ничего этого не замечала. Прохладный ночной воздух немного отрезвил, и она вдруг поняла, что судорожно цепляется за чугунную решётку ворот, что парадный подъезд остался далеко, и что ехать в одной карете с матерью сейчас нет никакого желания. И что ночь темна, полна какой-то волшебной дряни (браслет Лесного короля аж вибрировал от напряжения), и даме в бальном платье, увешанной драгоценностями, как манекен на витрине ювелирного магазина, стоит убраться домой подобру-поздорову. Даже если эта дама ведьма. Слабенькая, впрочем, ведьма — Фрида себе лгать не любила. А от грабителей амулет Лесного короля точно не спасёт.

Пытаясь успокоиться, Фрида снова подхватила подол, толкнула створку ворот — та оказалась неожиданно тяжёлой, и в ответ только тихо зловеще заскрипела. Но всё же спустя пару минут поддалась, пусть и неохотно. Фрида кое-как пролезла в образовавшийся зазор и огляделась. Площадь Звезды была безлюдна и полна тумана. В тумане плавала каменная сирена фонтана, из тумана торчал стебель фонаря. Ватная тишина забивала уши, вызывала панику. «Как же, не может быть, чтобы никого!» — судорожно подумала Фрида, озираясь. Никто не появился. Только в глубине переулка между министерством и магазином одежды маячило что-то тёмное, громоздкое. «Кэб», — выдохнула Фрида и машинально подвинулась, встала под свет фонаря.

В памяти всплыл запах крови и берущее за душу описание смерти принца. Фрида сглотнула, сжалась, скрестив на груди дрожащие руки. Ей почудилось, что откуда-то — пока вроде бы издалека — раздаётся зловещее рычание. И встречаться с тем, кто его издавал, Фриде совершенно не хотелось.

А потом в голове пронеслось: «Если из-за этого мерзавца я здесь умру, то вернусь обязательно и стану его личный полтергейстом!» Эта мысль рассмешила, и Фрида, сунув два пальца в рот, лихо свистнула.

— Кэ-э-эб!

Да, это действительно был кэб, хвала богам, хоть кучер, тоже испуганный, попытался её «не заметить» и проехать мимо. Фрида поняла, что при всём желании его не догонит, призвала на помощь знание деревенской обсценной лексики (благо в иные минуты Кейт только на ней и говорила) и быстро объяснила кэбмену, кто он, и что она с ним сделает, если он сейчас же не остановится.

Ехать в Уайтхилл кэбмен соглашался только за двойную плату, и Фрида в сердцах стащила с шеи ожерелье, пообещав, что если довезёт с ветерком, то она заплатит алмазами. Ожерелье сверкало и переливалось, сверкали и глаза кэбмена — от жадности. Фрида поймала его алчный взгляд и очень ласково улыбнулась, как та же Кейт улыбалась своим родственникам, пытавшимся у неё «занять». И очень серьёзно пообещала все ужасы бездны, «если мы сейчас же не тронемся в путь».

После этого возражений больше не возникло. Гнал кэбмен и впрямь быстро — то ли страх его подстёгивал, то ли жадность, Фриде было всё равно. Она перебирала камни ожерелья в руках, как чётки, и представляла, как душит ими одного совершенно обнаглевшего лорда.

С Туманным злодеем она разминулась на каких-то пять минут.

* * *

— Милорд, — звали шёпотом. — Милорд? Прошу… Это для вас!

Эш, с галереи над бальным залом наблюдавший, как императору представляют дебютанток, не сразу расслышал, что его зовут. Перед глазами всё стояла и стояла эта прямая спина, эти волосы, эта… Эта… Эта! Как, каким колдовством, какой магией она может быть так похожа?! Это же просто какая-то насмешка!..

— Милорд!

— В чём дело? — Эш, наконец, обернулся; и стоявший позади него (и слишком близко) лакей прямо в лоб ткнул ему железной пластиной.

Пластина зашипела, Эш ахнул, отшатнулся, повернулся… Но ответить не успел: голова взорвалась от боли — и фейри повалился на перила галереи.

Пришёл в себя он, всё также перегнувшись через перила. Перед глазами плыли разноцветные пятна, в голове били все молотки мира, а мутило так, что Эш всерьёз решил, что умирает. Посмотри кто из стоящих внизу слуг или господ наверх, они бы увидели рогатого пижона-фейри в парадном костюме. Умирающего фейри.

А потом, сквозь перестук молотков, до Эша донеслась песня сирены. Тихонечко, как колыбельная, и Эш слабо потянулся за ней: она же зовёт: «Иди ко мне…» И только когда уже собрался идти — хоть на коленях, хоть ползком, но идти по зову, сообразил, откуда доносится эта песня.

Сирена шла знакомой дорогой. Вместе с ещё одним демоном (да сколько же их у неё!). И шла она к столичному особняку Виндзоров.

«Дикон!» — мелькнула ошалелая мысль, и ужас пополам с отчаянием заглушили все молотки, стучавшие у Эша в голове вместе с чарующей песней.

Ужас удивительно придаёт сил. До этого чуть-чуть пришедший в себя Эш только-только сумел нащупать в кармане амулет, позволявший держать человеческую личину, и тут запела сирена… Разум и привычка прятать свою истинную суть смыло волной ужаса.

«Лорда Виндзора и раньше знали как чудака, но всему же есть предел!» — будут шептаться позже. А сейчас остолбеневшие гости Его Величества, сам император, его