— Когда? — повторила я упрямо, поглядывая на разнервничавшегося инквизитора из-под ресниц, с приоткрытыми губами. — Или я буду ждать здесь, пока не околею!

— Зад заморозишь! — вышел он из себя.

— Уже думаете о моем заде?! — перешла я в нападение. Такого как Айтен, нельзя жалобно просить. Ему нужна моя гордость, нежность и дерзость. Вот и получит сполна. Я поежилась. — Это хорошо.

— Что ты хочешь от меня?

— Вам честно сказать? Свести вас с ума!

— Дэя! — прошипел он. — Я простолюдин!

— А я сумасбродная графиня, и что? Неужели так легко откажетесь от меня?

— Дэя!

— Что Дэя?! — встала на цыпочки и приблизилась к нему.

— Я хочу семьи!

— О, еще скажите, что у вас на примете уже кто-то есть. А не Лужо ли, которая собирается мчаться следом за вами?

— Не твое дело!

— А вот и мое! — топнула ногой. — Землю отпишу «Ордену Чистых», но получу тебя, и будешь в моих владениях сидеть, смотреть, как я рожаю детей от высокородного слизняка, и жалеть всю жизнь о трусости!

— Жди! — прорычал он и скрылся в палате. Выбежал уже в плаще. Схватил меня за руку и потащил за собой.

Я бежала, едва поспевая, но хранила молчание. На нас оборачивались прохожие, пялились во все глаза, перешептывались, любопытные жительницы выглядывали из лавок, а я им дерзко улыбалась. Пусть сразу знают: этот инквизитор мой! И я — мстительная натура — волосья за него повыдергаю, жизнь попрочу! Мой, и точка!

Миновав небольшую улицу, вошли в неприветливую гостиницу с обшарпанной вывеской в виде плешивого медведя и надписью «Берлога», где, не говоря хозяину ни слова, Митар взлетел по лестнице на второй этаж, таща меня следом. Отпер ключом дверь и втолкнул в комнату.

— Говоря, что я простолюдин, я предупреждал, что ходить вокруг да около не стану, — он скинул плащ. — Думала: буду стелиться у ног, а ты меня шпынять? — скинул теплую куртку. — Не пойдет. Я приехал сюда, чтобы забыть тебя. А ты решила явиться и потребовать меня целиком? — скинул рубаху, принялся за ремень. — Что же, тогда я тоже желаю получить тебя всю. — Айтен подошел вплотную.

Ой, ой, кого он решил напугать домогательством? Я от счастья едва не запищала, но вовремя спохватилась: надо бы изображать скромность, иначе напугаю своими вольными выходками.

Нет, целомудрие я соблюдала, но обладая с детства умением брать под контроль грызунов, чего только не насмотрелась в замке и окрестностях. И в четырнадцать меня уже было не провести матушкиными поучительными россказнями, что влюбленные держатся за руки, видятся под присмотром родных и только после свадьбы совершают запретное таинство. Так что, решив напугать меня голым торсом и спусканием штанов, Айтен сильно ошибся в методе.

Если бы не боялась колдовать в академии, уже давно бы посмотрела какой он голышом. Да-да, я очень любопытная. Однако любопытство и темпераментность держала под контролем, воспитанная наставлениями прадеда, что девства стоит лишаться или в брачную ночь, или по большой любви.

— Дэлька! — поучал он. — С убытием девства от девки не убудет, однако честь надо блюсти. A-то из-за бахвальства ославит молодчик род Сьези. Хоть вы, ведьмы, его за такое языка и мудов лишите, однако ум у тебя должен быть. Так что выбирай человека не только сердцем, но и умом, чтобы потом не жалеть и не стыдиться.

Пока Айтен нависал надо мною, я тупила взор, всячески изображала смущение. Нравится же мужчинам такое. Митар же решил, что еще немного — я зарыдаю, закричу о девичьей чести и убегу. Ага, как же.

— Я хочу от тебя тоже все! — зло шипел над ухом, с желанием, до боли вжимая меня телом в стену. От его жадного шепота, прикосновений забурлила кровь. Я томно всхлипывала, но остановиться не просила.

— Я не буду нежным, — его рука легла на мою грудь. — Не жди!

Это он себя дразнил или меня пытался напугать?

А потом, схватив под руку, толкнул на кровать. Стянул с бедер штаны и исподнее, а затем навалился сверху и полез под юбки. Как только горячая мужская ладонь коснулась бедра, зарычал и начал вклиниваться между моих бедер.

Я подалась навстречу. Кровь неслась по венам, от разливавшейся по телу похоти горели щеки, ныло нутро. Он хотел меня, и даже если бы я сказала «нет», не остановился бы, потому что уже был на пределе.

— Скажи, чтобы остановился, и уходи, — шептал, лаская и покусывая мочку, а сам терся твердой, горячей плотью о мое влажное лоно, с каждым движением погружаясь глубже. — Уходи! — рявкнул зло, когда уже был почти во мне.

— Нет, — выпалила я, и он проник рывком, со стоном.

Нутро будто пронзило острием. Я готова была от боли разрыдаться, но Митар, двинул бедрами еще несколько раз, более медленно и затих. Но боль так и растекалась по животу.

Утешая меня, всхлипывающую от боли, Айтен прижимая к себе, гладил, вытирал слезы.

— Я испортил тебя.

— Еще скажи, что покалечил, — не удержалась и съязвила сквозь слезы.

— Зачем приехала? Зачем?! — смотрел в мои глаза, но особой печали в них не заметила. Только удивление, радость, облегчение, задумчивость.

— Потому что ты любишь меня. И я, наверно, тоже…

— Наверно?! — разъярился он и повернул мое лицо к себе. — Наверно?!

— Скореe всeго, да. но нe уверена. — потупила глазки, показывая, что это игра.

— Ох. Дэя! — вздохнул он.

— Поцелуй меня…

Однако, как бы Айтен не раскаивался в содеянном, порочить меня второй раз не отказался.

Но проникал и двигался неспешно, позволяя привыкнуть к боли и совладать с нею.

Митар сбивчиво дышал и целовал с таким жаром, что я готова была растаять, слиться с ним. стать второй его кожей. Ускоряя движения, неистово целовал, покусывал губы. А потом мы лежали, прижавшись друг к другу. Однако так не могло продолжаться бесконечно.

— Не знаю, чем думала, соблазняя меня. Я сопротивлялся до последнего. Теперь же ты или моя без остатка, или уходишь, признав, что все было ошибкой. — тщательно подбирая слова.

Айтен давил суровым взглядом. — Если останешься, не рассчитывай, что под впечатлением от твоего происхождения позволю загнать себя под каблук. Не потерплю кокетства, дружеских романтических встреч с другими студиозами, обмана. Десять сезонов я должен отслужить, чтобы получить надел. До этого хожу на дозоры, пропадаю седмицами. Я не смогу нежиться с тобой в постели и пестовать, рассказывая, какая ты неотразимая, и как тебе эти серьги к лицу.

Я перевернулась, подперла щеку рукой и улыбнулась:

— Но они же мне к лицу?

— К лицу, — вздохнул. — И учти, я не из тех, кто так просто отпустит тебя потом. Поэтому выбирай.

Его серьезность впечатляла. Вот так раз — и заявил права на мою жизнь. Задумалась.