в зеркало, задумываясь про себя, наблюдает ли кто-нибудь за ним. Витая лестница с серебряной балюстрадой вывела их в коридор, где – для разнообразия – не было ничего, лишь двери в его конце.

Шум снизу сюда не долетал, и Кароль слышал стук собственного сердца, второй раз в жизни.

12

Пан Фалда, самозваный цыганский барон, принял его в кабинете, абсолютно пустом, если не считать стола и простого кожаного кресла, одного из тех, на которых обычно сидят вице-президенты малых и средних предприятий. Окно выходило на большой пруд с эстрадой. Фалда был в льняном костюме, вокруг толстого запястья носил золотой браслет, а на шее жировую складку. Кароль двинулся ему навстречу и почувствовал резкий рывок за плечо. По полу шла блестящая шина, за которую зайти он не мог. Пан Фалда поздоровался, не вставая.

– Все, кого я знаю, беспокоятся о вещах, которые того не стоят. Деньги, дети, семья, бизнес, здоровье, Бог, образование, будущее. Зря, неправильно. Очень неправильно. Единственное, что должно нас заботить, это время. Деньги можно достать, и вы купите себе все. И даже Бога вы себе купите. Если я захочу, мне отслужит мессу архиепископ. А потом отпустит мне грехи. Как вы думаете, Бог ведь, наверное, считается с мнением архиепископа?

Мужчина делал паузу после каждой фразы и вперял в Кароля взгляд огромных неподвижных глаз, будто и вправду хотел спровоцировать его на ответ.

– Только времени купить нельзя. В дне всегда одинаковое количество часов. Но мы платим за время. Из года в год все больше. Платим за время, но никогда не сумеем его купить. Я все думаю, на чем же именно это основано, и до сих пор не знаю. Зато я знаю, что, хотя и не могу купить свое время, зато могу купить ваше. Об этом мы сейчас и говорим. Сколько вы хотите за ваше время?

Третья немедленно ответила за него, двадцать тысяч злотых тремя неравными траншами, как и было условлено. Кароль покачнулся над шиной.

– Я дам вам сорок пять тысяч, чтобы выплаты были равными и чтобы вы постарались. Вы спросите, зачем мне бумажка? Низачем, дорогой мой. Мужчина должен заканчивать то, что начал. Вам никогда нельзя забывать, откуда вы, потому что только так вы узнаете, зачем вы. Моя семья приехала с юга. Поход Отто – это было то, о чем мы все время друг другу рассказывали, я пошел учиться, потому что Отто, получил диплом, потому что Отто, и сейчас, столько лет спустя, Отто меня преследует снова. Я не понимал, отчего вы его не знаете, он ведь ваш, хотя и немец. Князь Отто. – Фалда встал и подошел к окну. – Это он связывает нас всех: рыцарь, святой, богоискатель. Есть на кого равняться, извините. И вы для меня напишете о нем, так, как я бы сам это написал. Потому что я не покупаю ваше перо или знания, покупаю ваше время. Пани Ивона, вы дадите господину папки и деньги и проследите, чтобы работа была сделана. Прощайте.

Третья потащила Кароля в сторону выхода. Он задумался, не Фалда ли отрубил ей пальцы. Глупость. Они вышли из дома, башни отбрасывали глубокие тени, словно вечер должен был наступить раньше, посреди дня. Третья достала из багажника сумку, набитую ксерокопиями книжек. Подала ему конверт, полный сотенных. Всю дорогу обратно на Кармелитскую он крутил конверт потными руками. Третья не предложила отвезти его куда-то еще, а он не осмелился попросить.

Когда они остановились, он спрятал деньги в безопасное место. Третья уехала, не сказав ни слова. Он остался на улице с сумкой ксерокопий и пачкой сотенных в трусах.

13

Окна больницы выходили на деревья. Он спросил, где лежит Лидия Липеньская. Соседки по палате отреагировали ворчанием на его приход. Вокруг головы тетки дрожали огоньки. На ноге тысячи красных мурашек соединялись, разделялись и проникали друг в друга. Он сел и с наслаждением впитывал ритм больницы, где сестрички размеренно кружили от палаты к палате, словно стражники, присматривающие за приговоренными к смерти.

Лидия проснулась лишь раз, когда он уже выходил.

– Осторожно. Эта тут рядом ворует шоколад, – произнесла она и тут же вновь провалилась в сон.

В этот вечер он отправился в кабак один, выпить и подумать. Симпатичная девушка спросила, не угостит ли он ее выпивкой, но он отказался.

14

Кароль подготовил себе рабочее место – отключил монитор и уселся на диване с лэптопом на коленях. Вокруг себя разложил бумаги. Нике не слишком понравился такой захват пространства, но он пообещал ей закончить как можно быстрее и показал расписанный план. Собирался уложиться в два месяца и попросил, чтобы ему не мешали. Лидка, окрепшая после пребывания в больнице, признала такой расклад честным и обещала держать Яся подальше. Ника не сказала ничего.

Первым делом он пробил Фалду, но интернет знал о нем немного. Происходил он из Болгарии, откуда попал в Польшу, из которой, в свою очередь, поехал в Германию, где прошел путь от разнорабочего до президента строительной фирмы. Потом поставлял фасоль из родной страны в Польшу, в Польше женился, развелся, построил отель и потерял его, когда банк отозвал кредит. Поднялся снова и теперь имеет несколько отелей, конную ферму, какие-то автосалоны и полтора десятка судебных дел. Кароль долго смотрел на его фотографию. Поправил наушники и взялся за работу.

Тетка приковыляла с вопросом, что он хочет на обед и во сколько планирует перерыв. Ему было все равно. Так что поел в три и вернулся к чтению. Прочитал лишь первую фразу, как Лидка принесла ему чай с пирожным. Встала сзади и положила руку ему на плечо. Он кусал губы. Раз в час, даже чаще, извинялась, спрашивала, не нужно ли ему что-нибудь, и уползала в глубь коридора. После позднего ужина встала на пороге, покачала головой и сказала Каролю, что он большой молодец. Лег он поздно. Долго не мог уснуть.

Утром попросил Лидку оставить его в покое. Услышал, что так и будет. Тем не менее тетка по-прежнему таскала ему чай, кофе и сладости, допытывалась, что приготовить на обед, что прибавило бы ему сил. Проходили дни. Янек кричал, что не может смотреть телевизор, так что Кароль поменял место, повернулся спиной к двери и телевизору. Голых барышень рассматривать он уже не мог, слушал музыку на абсолютно полной громкости и иногда, оглядываясь назад, видел разговаривающих Нику и Лидию. Над их головами сцеплялись ауры. Был рад, что слышит шум и не слышит слов.

Через неделю, поздно вечером, Лидка принесла большое блюдо с белым шоколадом, марципанами и клубничным пирожным. В другой руке вместо трости держала стакан с чаем. Шаркала ногами, переставляя одну чуть вперед другой. Кароль снял наушники и полный боли стон услышал громко и отчетливо. Лидию качнуло на стену. Горячий чай облил ей ногу, блюдо грохнулось на паркет.

Тетка пыталась подняться. Кароль обнял ее, усадил в кресло. Собрал стекло и сладости.

15

Он выбрал небольшое кафе на Велёполе. Лидке сказал, что там тоже есть пирожные. Он пересек блошиный рынок, Дитля, обогнул старушек, направляющихся к центральному офису единственного чисто польского банка, и был уже на месте. Заказал кофе и спросил, может ли тут работать, если будет время от времени что-то заказывать. Бармен пожал плечами и согласился подбить счет в конце дня. Кароль выбрал место в углу зала. За спиной у него было зеркало, о чем он жалел. Ну, зато работа пойдет быстрей, сказал он себе.

Работники банка заскакивали на эспрессо с бутербродом. Смешивались с другими клиентами и кивками здоровались друг с другом. Молодые, в очках с толстыми оправами и дешевых пиджаках, наброшенных на брендовые футболки, смотрели в тонкие экраны лэптопов, в сравнении с которыми компьютер Кароля напоминал обмазанный смолой кирпич. Когда он прочел все материалы, начал наконец писать. Сперва шло тяжело, но он быстро поймал темп. Слова гладко ложились в текст, хотя Кароль никак не мог поверить, с какой историей он повстречался