Он поминутно поднимал голову и сквозь туман от электронных сигарет смотрел перед собой – на трубки размером с наушники, часы, поразительно похожие на электронные двадцатилетней давности, а потом и на Третью. Вошла с таким выражением лица, словно рассчитывала его тут застать. Три оставшихся пальца сплела на ремне сумки.

Он разрешил ей присесть и спросил, следят ли за ним. Она не ответила, не хотела также знать, как у него дела с работой. Минуту они поговорили о князе Оттоне, но, когда он упомянул пана Фалду, Третья вновь замкнулась в себе. Громко вопрошала, почему люди такие, какие есть, например эти здесь. Ничего не знают о жизни. Ничего даже не пробуют понять и думают, что все им принадлежит. Потом возвращаются к мамочкам и усталым отцам, которые приносят им чай с пирожными в маленькие комнатки, где на стены вернулись старые плакаты. Кароль ответил, что люди меняются и взрослеют, а Третья вытаращила глаза, будто он ляпнул какую-то чушь. Сразу спросила про Яся и болезнь Лидки, не называя, однако, их имен. Кароль не успел удивиться, откуда она об этом знает, как уже отвечал.

Начал рассказывать о своей жизни. Никогда раньше он об этом не рассказывал. Вспоминал первые годы в Кракове, когда он учился, занимался ребенком и пробовал как-то найти себя между старой женщиной и молодой. В конце концов ему удалось. Потом обнаружилось, что Ясек болен и что никогда не выздоровеет. Он начал писать лишь потому, что это легко ему давалось и он мог помогать заниматься сыном. Тогда ему казалось, что работа переводчика была, есть и будет. Не предвидел, что вскоре книжки будут бесплатными, а читатели, уцелевшие после цифровой резни, сами изучат английский и начнут покупать с Амазона.

Он признался, что жалеет, потому что если бы не гонка за бабками, то мог бы окончить с лучшим результатом и остаться в вузе. Сказал, что тоже был бы доктором, а Третья ответила, что он не должен так говорить даже в шутку. Спросила, не хочет ли он пива. Одно не помешает, а потом он вернется к работе.

Они выпили по три, и Кароль признался, что семья одновременно его главное счастье и проклятие, угнетает его, но и держит в форме. Третья ответила, что когда-то ему придется решать, что важнее, он или они. Они перешли в клуб «Ре», где в последний раз он был добрых лет десять назад, бахнули по паре водки, и Кароль оглянуться не успел, как оказались в другой части рынка, почему-то на втором этаже и рыжем диване. Разделяла их лишь поставленная вертикально подушка.

Уже не вполне членораздельно он попытался узнать, кто же такая Третья и что, собственно, связывает ее с Фалдой. Ответила, что уже давно на него работает. И все. Потом помогла Каролю спуститься по лестнице, вызвала такси и впихнула в ладонь пятьдесят злотых. Фалда платит, Фалда хочет, чтобы ты был доволен, услышал он и сообразил, что бумажник сегодня не доставал. Третья спросила, до скольки он собирается работать завтра. Он попробовал по-дружески обнять ее на прощание. Она была холодна и не ответила на объятия.

16

Йорг Монах подробно описывает обстоятельства, приведшие к освобождению князя Оттона, заключенного в подземелье собственным братом. Отто отказался спать на кровати и укладывался на земле, босой и одетый в рясу. Стражник по кличке Башня (вероятно, за габариты) должен был исполнять функцию слуги. Оказывал ему всяческое расположение.

В той части подземелий, согласно Йоргу Монаху, пребывали еще трое других узников, попавших сюда за разбой. Йорг не дает их имен, лишь прозвища, что остались в легендах. Трус, Слепец и Вол. Они разговаривали с Оттоном, рассчитывая на то, что знакомство с братом владыки отдалит перспективу веревки. Тот рассказывал им о Боге. Все трое глубоко уверовали. Вместе спланировали побег. Добродушный Башня часто заходил поговорить с Оттоном. Князь отвлек его внимание, и тогда Слепец, которого никто бы в этом не заподозрил, вытащил ключи из кармана стражника. Таким образом они и выбрались на свободу.

Йорг Монах утверждает, что Отто не хотел никому причинять зла, но пересказы сходятся в этом вопросе. Вол дал себя заметить, Башня бросился за ним, а притаившийся Трус спустил камень на голову стражника, который в конечном счете погиб от собственного ножа. Каждый из беглецов нанес по одному удару и должен был погрузить палец в кровь убитого. Сделал так и князь Отто. Потом они выбрались за стены и начали свое путешествие.

17

Очередной рабочий день ужасно затянулся. Кароль чуть не попал под машину по дороге в кафе. Дышал неглубоко. Кожа вокруг глаз у него опухла и стала чувствительной. До полудня он пялился в открытый файл, перелистывал материалы, буквы разбегались от его взгляда, словно прячущиеся звери. Он написал полстраницы и все стер. Съел сырный салат и сразу почувствовал сонливость. Дремал с запрокинутой головой. Проснувшись, бросился писать. Ему нужно было сделать дневную норму. Иначе он не успеет, нельзя потерять ни дня.

Он обещал себе, что посидит и до закрытия, если будет нужно. Третья появилась в четыре. Присела, не спрашивая разрешения. Он сказал, что чертовски плохо себя чувствует. Она ответила, что он не должен жалеть себя.

Дала ему две белые таблетки, не сказав, что это, и велела запить томатным соком. Вызвала такси. Они поехали. Кароль получил полотенце, шлепки и плавки. В раздевалке, когда он переодевался, руки у него дрожали. Через клубы пара в сауне он видел стройное тело Третьей и огромную татуировку, изображающую стаю ворон, взлетающих с предплечья в направлении плеча. Одинокая черная птица устроилась между ее лопатками. Кароль заметил, что в этом месте должно было быть больно.

– И что с того? – ответила Третья. – Считается только то, что есть.

В душевой кабине висела толстая веревка, за которую она велела ему дернуть. На Кароля обрушился ушат холодной воды. Он завопил. Третья пристыдила его взглядом. В раздевалке чуть не потерял сознание. Третья ждала его в мини-баре с двойным эспрессо, напомнила, что его хорошее самочувствие в интересах пана Фалды. Потом пошли выпить вина. Шагали далеко друг от друга, так, чтобы Кароля никто не заметил с чужой женщиной.

18

Такие хронисты, как Кристбальд из Бухвальда, Персиваль Однорукий и Йорг Монах, согласно утверждают, что Отто и его спутники отправились в Александрию сражаться с мамелюками. Относительно же времени, что заняло это путешествие, их свидетельства разнятся – Кристбальд говорит о семи, Йорг и Персиваль о двенадцати годах. По дороге они истребляли языческих жрецов и ставили огромные деревянные кресты на месте сожженных капищ. На жизнь же себе зарабатывали, убивая чудовищ. Спасали деревни от дьяволков, мамун и вархолаков, победили они также дракона, что охотился поблизости от Буды. Князь Оттон поступал так во славу Божию, его спутники же искали источник заработка. Особенно деньгами интересовался Слепец. Кристбальд сообщает, что он тянул за собой груженного золотом осла и тем замедлял движение товарищей.

Дошли до Влтавы, но не могли переправиться на другой берег. По словам местных жителей, огромный змей уничтожил мост, пожирал корабли вместе с товаром, а когда те перестали ходить по реке, перешел на рыбацкие лодки. Жители окрестных деревень начали голодать. Организовали процессию, чтобы умолить чудовище уйти. В некоторых местах, по словам Йорга Монаха, даже вернулись к языческой практике человеческих жертвоприношений. Позднейшие историки (в т. ч. Бригида Кубис, Бронислав Туронь) согласны друг с другом в отношении источника легенды, усматривая в ней отголоски высокой пошлины, которой венгерский король обложил речной транспорт.

Князь Отто и его спутники согласились убить чудовище. Слепец, как казначей группы, взял с местных оплату. Ночью Отто обвязался веревкой и очень осторожно переплыл на другой берег. Там он закрепил веревку и начал ждать. Слепец, Трус и Вол привязали другой конец веревки к лодке. Хронисты расходятся относительно характера ее груза. Кристбальд из Бухвальда утверждает, что дно лодки было заполнено ножами, мечами, топорами, стрелами и другими острыми предметами. Йорг Монах видит там свинцовые