У Агнелла есть целый пассаж витийствующего богословия касательно этих изображений волхвов, который, как полагает автор, будет небезынтересно здесь привести (пер. с англ. – Е.С.): «Почему они изображены в разных одеждах, а не в одних и тех же? Потому что художник следовал Божественному Писанию. Ибо Каспар преподносил золото в красных одеждах и тем символизирует брак. Бальтазар преподносил ладан в желтых одеждах, и эти одежды означают девственность. Мельхиор преподносил смирну в разноцветных одеждах, и в этих одеждах обозначает раскаяние. Тот, который шел первым, облачен в пурпурную мантию, обозначая через нее Царя, который родился и пострадал. Тот, кто предложил свой дар Новорожденному [будучи] в разноцветной мантии, обозначает через это, что Христос заботится обо всех истомленных, был [Сам] подвергнут бичеванию, различным несправедливостям и разным несчастьям от иудеев. О Нем написано: “Но Он взял на Себя наши немощи и понёс наши болезни; а мы думали, что Он был поражаем…” и т.д., и затем: “Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши”. Тот, кто преподнес свой дар в белом означает, что Он (т.е. Господь Иисус Христос. – Е.С.) пребывает в божественной чистоте после воскресения. Таким же образом и три ценных дара таят в себе божественные тайны, то есть под золотом понимается царская власть, под ладаном – персона священника, под смирной – смерть, и так через все эти вещи они показали Ему, что Он, Христос, вынесет все людские беззакония… Почему же не 4, не 6, не 2, но только эти трое пришли с Востока? Для того, чтобы они могли всецело показать совершенную полноту Троицы».

На противоположной стене к суровому бородатому Христу, восседающему на троне в окружении таких же четырех ангелов и некогда державшему святое Евангелие, раскрытое на словах: «Аз есмь Царь Славы» (в XIX в. при реставрации книгу заменил красно-золотой скипетр), шествуют 25 мучеников в белых одеждах, предводительствуемые св. Мартином Турским в аметистово-вишневом одеянии (такого же цвета, как у Христа) – он, конечно, не мученик, зато, как помнит читатель, лютый враг еретиков-ариан, да и базилика была переосвящена византийцами в его память. Мученики выполнены более многообразно, нежели св. девы, и отчетливо распределяются на три возрастных типа – молодых людей, зрелых и пожилых. Это святые Климент, Сикст, Лаврентий (выделяется золотой туникой), Ипполит, Корнилий, Киприан, Кассиан, Иоанн, Павел, Виталий, Гервасий, Протасий, Урсин (Урсицин), Намор (или Набор), Феликс, Аполлинарий, Себастьян, Димитрий, Поликарп, Винцент, Панкратий, Хрисогон, Прот, Иовений (или Гиацинт) и Сабин.

Эта базилика была, как помнит читатель, дворцовой церковью Теодориха. По аналогии с базиликой Св. Иоанна Богослова выдвинуто предположение, что базилика Св. Аполлинария изначально могла содержать большие мозаичные изображения Теодориха, его близких, придворных и т.д. (кроме тех, следы которых остались на мозаике с изображением дворца). Значит, либо именно их заменили собой мученики и мученицы (эту версию отстаивает В. Лазарев), либо эти изображения располагались в утраченной апсиде (впрочем, их, вероятнее всего, удалили оттуда задолго до ее обрушения). Это гипотеза, так сказать, умозрительная: однако ряд ученых предполагают, что хранящийся ныне в базилике потрет императора Юстиниана в годах есть не что иное, как портрет Теодориха – просто переатрибутированный византийскими верноподданными, тем паче что надпись над портретом, сообщающая нам имя самодержца, однозначно более поздняя. Не исключено, что именно об этом портрете и упоминал Агнелл (см. цитату выше). Дело в том, что «этот» Юстиниан вовсе не похож на достоверный портрет императора из базилики Св. Виталия, даже если сделать скидку на неумение мастера (а согласитесь, вряд ли бы изготовлять портрет василевса доверили неумехе) или прожитые Юстинианом годы и приобретенные с их течением недомогания. С другой стороны, «этот» Теодорих не похож на единственный известный на сегодняшний день его достоверный портрет на золотом медальоне (или монете, историки так и не пришли к единому мнению, т.к. сохранился единственный экземпляр) из Сенигаллии, где он представлен этаким лупоглазым кучерявым ангелочком с аристократическими усиками и еле видимой бородкой. Так что перед нами очередной вопрос без ответа.

Около храма стоит цилиндрическая 38,5-метровая колокольня IX—XI вв. (данные разнятся, верх перестроен), вход украшен мраморным портиком в XVI в.

Арианский кафедральный собор сохранился доныне, но, к сожалению, без внутреннего мозаичного убранства. Это небольшая базилика 28,3×18,5 м, с одной пятиугольной апсидой (с тремя окнами и типичным полукуполом с глиняными трубками внутри) и двумя рядами по 7 колонн, вынесшая много перестроек и бомбежку. Атриума, или притвора, базилика не имела изначально; сохранилась часть амвона VI в. Как кафедральный собор ариан, он, словно в противовес базилике Урсиане, тоже был посвящен Воскресению Христову (в литературе иногда встречается «посвящение св. Анастасии» – например, у Пфайльшифтера или же его переводчика В. Певчева), однако это неквалифицированный подход к теме, ибо здесь, конечно, следует видеть не греческое женское имя, а именно греческое слово η ανάσταση – «воскресение», от которого уже образовано и само женское имя). С приходом к власти византийцев арианский собор был переосвящен в память св. Феодора Амасийского (Тирона), ныне же он известен как собор Святого Духа.

Куда более интересен восьмиугольный арианский баптистерий в форме призмы на четырех небольших апсидах, стоящий рядом с этим собором. Ширина его – 9 м, высота – 11,07 м, внутренний диаметр – 6,75—6,85 м. Купол сделан из кирпича и держится на амфорах и ступках, в чем усматривают отход от традиционного равеннского архитектурного стиля. Впрочем, судя по сведениям Агнелла, это тоже бывшая римская баня, как и баптистерий при базилике Урсиане. Некогда его окружала арочная галерея, не сохранившаяся, равно как и разные вспомогательные помещения вроде раздевалки и т.д.; с искоренением арианства он был переосвящен из баптистерия Иоанна Крестителя в церковку Св. Девы Марии «в Космедине» – благо мозаики купола не тронули. Агнелл упоминает об алтаре Св. Николая, расположенном внутри здания. Композиционно мозаичное убранство купола арианского баптистерия мало чем отличается от православного, «неонианского», описанного ранее, хотя, по мнению исследователей, и проигрывает ему в художественном отношении: в центре – медальон со сценой Крещения Господа Иисуса, а вокруг шествуют апостолы – прочие аспекты убранства сравнивать невозможно, ибо от арианского интерьера уцелел лишь купол. Если в православной крещальне превалировал синий фон, то у конкурентов-еретиков – золотой. Пальмы в рост апостолов, не особо кустистые и с гроздьями красных плодов, радиусами делят окружавшее медальон с Крещением пространство на 12 частей, в каждой шествует облаченный в белые ризы апостол с драгоценным венцом в руках; исключение составляют первоверховные, с двух сторон приближавшиеся к трону с крестом, символически изображавшим Христа: Петр несет дарованные ему Господом ключи от рая, а Павел – свитки. Интересно, что два апостола помоложе (четвертый и пятый после Петра) носят ярко выраженные усы, переходящие в бакенбарды при еле заметной бороде, что соответствует готской «моде» (barba gothica, – почти как Теодорих на сенигалльском медальоне, только он там без бакенбард).

Крещение Господне изображено следующим образом: юный безбородый длинноволосый нагой Господь стоит посередине, по пояс в иорданских водах; справа от него на зеленом камне – Иоанн Креститель, облаченный почему-то в пятнистую шкуру цвета дымчатого барса, и держит свою правую руку на главе Господа, в то время как в левой у Предтечи – недлинный коричневый изогнутый посох. Интереснейшую и колоритнейшую фигуру представляет собой полуобнаженный старец слева от Христа, персонифицирующий Иордан, – но здесь, в отличие от мозаики православного баптистерия, он массивен, не сказать – огромен, по крайней мере не