что тем самым служат Небесному Отцу… В сцене предсказания апостолу Петру его отречения Христос неожиданно молодеет – видимо, другой мастер руку приложил: у Спасителя совсем нет усов, и только легкая окладистая бородка, некогда именовавшаяся в СССР шотландской. Потом, после сцен отречения Петра и раскаяния Иуды, возвращается тип измученного, бородатого «византийского» Христа, когда Пилат умывает руки, предавая Его на казнь, и вот уж Он шествует на распятие, и при взгляде на Его лик, с мешками под глазами, с самой длинной бородой, видишь, что перед мукой крестной к Нему приложимы слова, некогда сказанные Ему иудеями: «Тебе нет еще 50 лет – и Ты видел Авраама?» Распятия самого нет – есть ангел у пустой гробницы, напоминающей классическую ротонду с крышей, благовествующий Его воскресение из мертвых изумленным женам-мироносицам, а потом уже и Сам воскресший Господь является Луке и Клеопе, шествующим в Эммаус, а затем и всем 11 апостолам, и Фома неверующий склоняется пред Христом при виде Его ран (эта мозаика была серьезно повреждена бомбардировкой австро-венгерской авиации в 1916 г. и так же восстановлена, как и исцеление в Вифсаиде: оба мозаичных полотна находятся друг против друга)…

Ниже идет пояс в 3 метра высотой, меж окнами которого изображены 32 фигуры святых (изначально, полагают, было 34), со свитками и книгами в руках. Считается, что это тоже произведение готской эпохи.

Более интересен, если не художественно, то по крайней мере исторически, нижний пояс, тоже высотой в 3 м. Потому что в нем явно видны поздние, чисто идеологические переделки, на которых мы обязательно остановимся подробнее, этакое «проклятие памяти» – damnatio memoriae. Структура мозаик такая: на северной стене, начиная от алтаря – Богоматерь с ангелами, поклонение волхвов, процессия мучениц и изображение порта Классиса; на южной – Иисус Христос с ангелами, св. Мартин Турский, процессия мучеников и изображение дворца Теодориха. Святые – византийская работа VI в. (либо что-то заменившая, либо, менее вероятно, выложенная на пустом месте по причине, что его не успели оформить при готах), остальное – эпохи готского владычества. Мозаика с портом изображает три корабля на воде (интересная деталь, подтверждающая, что тогда Классис еще, плохо ли, бедно, но функционировал как порт), рядом с ними – высокие стены Классиса (он подписан), за которыми виднеются строения типа амфитеатра, крытой аркады, какого-то округлого здания (весьма интересное изображение полностью исчезнувшего города). Детальное рассмотрение мозаики, к сожалению, невозможное на той высоте, на которой она находится, дало бы очень любопытный результат, а именно: как минимум, изображения четырех заложенных под кладку крепостных стен фигур. Их выдают неровности мозаичной кладки и тени от немного другого цвета использованного материала. Итак, налицо явное damnatio memoriae: кто-то был там изображен, но эти изображения уничтожены. Еще одна топорная работа по уничтожению неугодных изображений видна на противоположной стороне, где расположена мозаика дворца Теодориха на фоне Равенны (именно она помогла нам ранее воссоздать описание его фасада, поэтому не будем повторяться). В центре большое пятно из золотой мозаики явно «заляпало» изображение Теодориха на троне. Некогда меж клонами стояли фигуры придворных, однако их «выскребли» и на их место поместили изображения занавесей; но работа византийцами была проведена то ли в спешке, то ли просто топорно – и руки придворных до сих пор остались на фоне некоторых колонн. Впрочем, Урбано отмечает, что это было сделано не в спешке и не топорно, но нарочно – чтоб все видели, что когда-то там были фигуры, но их уничтожили: фигурально выражаясь, «чтобы помнили о том, что забыли». Интересная мысль, но на самом деле снизу этих кистей рук не разглядишь, значит, и назидания никакого не выходит.

Изучение процессий мучениц, идущих к Богоматери (волхвов исключаем), и, по другую сторону, мучеников, идущих ко Христу, намекает нам на разделение, доныне существующее в греческих храмах, на мужскую и женскую половины, как о том и писал историк Агнелл (пер. с англ. – Е.С.): «Он (архиепископ Агнелл) украсил апсиду и боковые стены мозаичными изображениями мучеников и дев; воистину, он положил на штукатурку золото, вмонтировал разноцветные камни по стенам и выложил пол из чудесно обработанных кусочков мрамора. Если вы посмотрите изнутри на фасад, то увидите исполненные золотой мозаикой портреты императора Юстиниана и епископа Агнелла. Ни один храм или дом не сравнится с этим [строением] балками и кессонами своего потолка… От [мозаики с изображением] Равенны мученики идут вперед, по мужской стороне, ко Христу; из Классиса исходят девы, направляясь к Святой Деве дев, и маги (т.е. волхвы. – Е.С.) идут перед ними, неся дары». Мученицы в числе 22 идут по левой, если смотреть на алтарь, стене, ступая по зеленому лугу, усыпанному лилиями, в роскошных золотых одеяниях византийских аристократок, с длинными белыми покрывалами, ниспадающими почти до пят, и драгоценными мученическими венцами в руках; все одного возраста и довольно похожие друг на друга. Предводительствует ими св. Евфимия; за ней идут Пелагия, Агата, Агнесса с ягненком (символизирующим ее имя), Евлалия, Цецилия, Люция, Криспина, Валерия, Винценция, Перпетуя, Фелицита, Юстина, Анастасия, Дария, Эмеренция (Эмеренициана), Паулина, Виктория, Анатолия, Христина, Савона (Сабина) и Евгения; их разделяют пальмы с тремя ветвями на каждой и гроздьями красных плодов. Эта мозаика ценна тем, что показывает нам, как выглядели придворные византийские модницы VI в. – приведем цитату из книги Е.К.Редина «Мозаики равеннских церквей»: «Св. девы… одеты, по-видимому, так, как одевались согласно церемониалу византийского двора “препоясанные патрицианки”: в белую далматику с нарукавниками, украшенными перлами, в золотую с вышитым орнаментом красного и зеленого цвета шитую роскошную одежду, без рукавов, дважды окружающую стан, образующую косые полы на груди и по стану и перетянутую поясом с перлами. Края этого платья обшиты драгоценными камнями и перлами; может быть, это – часть лора, конец которого виден под нею; иными словами – поверх далматики, вероятно, лор, равный у Константина Порфирородного торакию и лору, как отдельным одеждам… С волос, собранных на макушке пучком в виде коронки и украшенных золотым венчиком с драгоценным камнем посредине, спускается за спину белое покрывало. С левого плеча то же покрывало концом спускается вперед и покрывает обе руки св. дев, на которых они несут золотые венцы. На ногах у них… красные сапожки… Типы лиц св. дев – чисто византийские: широко открытые глаза, маленький рот, длинные волосы; бледность лица, очевидно, – признак моды, равно как две пряди волос на лбу». Остановившись чуть-чуть на последнем, добавим: бесспорно, бледность женщины – одно из нескольких качеств, ценимых византийцами (как свидетельство «оранжерейного» воспитания и отсутствия привычки или необходимости работать под палящим солнцем). Еще византийцы желали, чтоб женщина была умная, богатая и в известных формах (притом французский ученый Пьер Левек отметил, что чем дальше на Восток, к Сирии, и на юг, к Египту, тем толще и крутобедрей становились статуи эллинистических Афродит – ну, ему, как французу, в этой оценке нельзя не доверять).

Перед девами идут три волхва в плащах и интересных варварских штанах (ныне они еще и в красных фригийских колпаках, что является недавней реставрацией, выполненной по аналогии с головными уборами волхвов на равеннских саркофагах; это тоже византийская работа), ведомые восьмиконечной вифлеемской звездой – они несут подношения (золото, ладан и смирну) Богоматери в пурпуре с Богомладенцем, охраняемым попарно четырьмя ангелами (причем, как отмечают искусствоведы, с лицами чисто женского типа) в белых ризах, с копьями и синими нимбами; крайний ангел протянул