вкупе с особо выдающимися вредителями, но он бы предпочел помучиться сомнениями, а не выпадать из жизни. Вроде и не потерял он ничего важного, вроде и не случилось чего-то значимого, но ощущение монтажа, выпавшего куска — неприятно это было. Лишь ночью, поставив таймер на специально сделанном будильнике, отмеряющим время для размышлений и проектирования, он ускорился и просмотрел собственную память. Только после этого исчезло чувство пустоты и Александр смог мысленно вернуться к утренней планерке и посетившим озарениям.

Инертность мышления, привязка гоаулдов к наквадаху, сыграла с ним злую шутку. В распоряжении имелись могучие реки, которые могли обеспечить электрификацию Зари. Уже одно это кардинально подстегивало прогресс и развитие цивилизации. И это же позволяло запитать синтезаторы! Да, там не все просто, есть масса трудностей, но все они чисто технические и решаемые.

«Что ж, это мне урок на будущее», — не стал предаваться самоуничижению Александр и активировал каракеш. Погрузившись в пучины системы проектирования, он решительно стер уродливый проект универсального конвейера, и занялся проработкой необходимого для поступательного развития цивилизации. Александр решил больше ничего не делать с наскока.

Стоило будильнику подать сигнал, как он сохранил работу и деактивировал каракеш. «Отдых — важнейшая часть продуктивности», — вспомнилось Александру то ли слышанное, то ли прочитанное, а может и вовсе только что сочиненное. Для него это было не важно. Он замедлил активность нервной системы, провалившись в тьму без мыслей и времени. Тело само знало, сколько ему надо для отдыха и восстановления. Идти против природы Александр не видел смысла. Не здесь и не сейчас.

Примечание к части

xbnfntkm13, бечено

Глава 16

Созон Сальвин проснулся с первым криком голосистого петуха и зевнул, садясь на духмяном матрасе набитом свежим сеном. Потерев лицо ладонями, он опустил ноги на ровные доски пола и встал. Потянувшись и зевнув в кулак, он встряхнулся и пошел мимо лавок со спящими детьми. Выйдя во двор и прогулявшись до стоящего в дальнем углу дощатого пенала, оправившийся Созон подошел к глиняному рукомойнику объемом в половину ведра и принялся умываться. Остывшая за ночь вода взбодрила. «Хороший будет день», — подумал Созон. Вдалеке послышалось блеянье, и он поспешил повесить на деревянный колышек привезенное из города полотенце.

Открыв ворота хлева, Созон принялся выгонять небольшую отару во двор. Чирк, винторогий баран, не без основания считающий себя существом значительным и ценным, вновь заупрямился и проявил норов. Пришлось Созону напомнить животному, что хоть то и было творением самого пресветлого Велеса, но бог отдал его своим возлюбленным чадам. Получив сапогом по курдюку, баран перестал упрямиться и присоединился к смиренно ждущим во дворе овцам.

— Текматей, тять, — поздоровался с отцом Федосий.

— Утро, — усмехнулся Созона, смотря на заспанное лицо старшего сына. — Ворота открой, — скомандовал он, услышав щелчок кнута.

— Ага, — кивнул Феодосий, отодвигая простенький деревянный засов.

— Пошли, — крикнул Созон, хлопнув в ладоши. Получилось громко и сочно. Сын взглянул на отца с завистью, у него так не получалось. Оставалось лишь утешаться умением громко свистеть.

На этот раз Чирк не стал артачиться, и первым рванул в распахнутую створку. Овечки послушно потрусили за ним. Созон вышел следом и поприветствовал пастуха взмахом руки. Тот кивнул в ответ и махнул кнутом. Гибкая плетка со свистом и громким щелчком рассекла воздух. Подобный Чирку баран прыжком вернулся на дорогу и больше не своевольничал.

— Текматей, пап, — поздоровалась с закрывающим ворота отцом Клио.

— Доброе, доча, — улыбнулся он своей любимице и задвинул засов.

— Бать, я корма козе задал, — вышел из хлева Федосий.

— Молодец, помощник, — кивнул Созон.

— Я сейчас, подою, — тут же засуетилась Клио.

— Оставь, сам сделаю, — махнул рукой Созон, — завтраком займись, у тебя лучше всех получается.

— Ага, — кивнула расправившая плечи девочка.

Пока старший сын выпускал птицу и собирал яйца, Созон сходил в амбар и набрал кормового зерна. Можно было и сразу козой заняться, отправив за зерном Федосия или вовсе малого Никандра, но душа Созона до сих пор не могла спокойно воспринять того факта, что он, простой крестьянин, кормит куриц зерном, да таким, которого пару сезонов назад и люди не видали. Набрав полный ковш рассыпчатого золота, он осторожно провел ладонью, снимая небольшую горочку. Пара зернышек упала мимо мешка. Созон стыдливо и воровато огляделся, не видит ли кто, и быстро наклонился, подобрав их и кинув к остальным.

— Тять, тять, дай нам, — подскочили к отцу Никандр и Парфений.

— Цыц, — осадил младших сыновей Созон, от греха подальше подняв ковш зерна над головой. — Что в Колесе Большом про утро писано? — сурово, насколько смог, сдвинул он брови.

— А мы уже умылись, — заявил старший.

— Вот, — Парфений показал мокрую прядку за ухом.

— Чтобы дружно мне, — сказал Созон и протянул ковш Никандру.

— Мы по счету будем, — принял тот двумя руками тяжелое зерно.

— У тебя жмень больше, — возмутился Парфений.

— Тебе на две горсти больше достанется, — успокоил его Никадор.

«Играя счету обучать не только можно, но и должно», — вспомнил Созон слова жреца. «Прав волхв был, ой как прав», — подумал он, и огладил бороду, смотря на то, как младшие сыновья кормят кур, по очереди бросая им горстки зерна и вслух считая каждую. Хоть сам Созон и учился в межсезонья старательно, да только тяжело ему цифирь и буквы давались. Стыдно сказать, пострелята шибче его по складам книгу пресветлого Велеса читают. «Ништо, дело мое простое, хозяйство вести, да опорой богу на земле надежной быть, а уж он о будущем нашем позаботится и детишки мои ему в том шибче моего пособить смогут», — улыбнулся Созон и плечи его расправились. Оглядев орлом изрядно преобразившийся с последнего сезона двор, он бодро зашагал к забору.

Сняв большой горшок, вывешенный с вечера на просушку, Созон заглянул в него, понюхал, и тут же отогнал подлую мыслишку. «Вред большой с небрежения в малом начинается», — сказал он самому себе намертво заученную фразу из Большого Колеса и отправился споласкивать горшок. Оставив немного воды на дне, чтоб вымя козы омыть, он вошел в хлев и прошел за перегородку. Могучая коза с белой, немного даже золотистой шерстью, покосилась на него умным глазом, моргнула, словно приветствуя хозяина, и продолжила жевать заданное сено.

«Красавица и кормилица», — с гордостью подумал Созон, подходя к животному. В отличие от своевольного Чирка, коза отличалась покладистым норовом, удивительной неприхотливостью и совершенно чудесной способностью давать невероятное количество молока. Хватало и на масло, и на сыры, и на сметану с простоквашей. «Эх, жинка бы скорее вернулась, а то совсем майонез закончился», — вздохнул Созон,