блики на воде. Стояло прекрасное сентябрьское утро с лазурным синим небом. Завораживающий пейзаж Новой Англии.

В 8.30 я вернулась домой и села завтракать перед компьютером. В почте было одно электронное сообщение. В нем говорилось: «Настоящим подтверждаем, что принято положительное решение в отношении Вашей заявки на грант ITALK.

Вы будете одним из наших консультантов. Поздравляем Вас! Вскоре мы подпишем с Вами договор». Сообщение пришло от моего европейского коллеги. Он был в команде исследователей, которые создали большой проект, посвященный эволюции языка с применением таких технических средств, как компьютеры и робототехника. Этот проект получил солидное финансирование и был выбран из тридцати двух других, которые также участвовали в конкурсе. Проекту выделялось шесть миллионов евро, начать работу нужно было в феврале 2008 года. Несмотря на то что я не собиралась быть активным членом команды, я намеревалась прилетать в Европу раз в год для проведения совещаний и «мозгового штурма», обработки полученных результатов.

Прошло лишь несколько дней после того, как наш с Патриком грант был одобрен Национальным научным фондом, а новости всё поступали – я принимаю участие в европейском проекте! Это было неожиданным подарком для меня. Я хлопала в ладоши и говорила: «Да! Наконец-таки жизнь идет в нужном направлении!» Я мгновенно ответила своему коллеге, пошла на кухню и налила себе еще чашечку кофе.

Я стояла на кухне и наслаждалась ароматом и вкусом кофе, и мне в голову снова, очередной раз пришла мысль. Я уже думала об этом раньше, вспоминала то, что сказала мне моя подруга Джанни. А что, если бы тогда в далеком 1977 году в зоомагазине я выбрала другого попугая этого вида, не Алекса? Ведь Алекс мог прожить всю свою жизнь, не получив признания, в неизвестности, и его местом была бы клетка в чьей-то спальне. Но я взяла именно Алекса, и вот мы наблюдаем за его невероятными достижениями, мы открыли новую страницу в нашем научном путешествии с моим питомцем. И у нас есть финансовые ресурсы для проведения исследований. Я позволила себе насладиться всем этим – попробовать на вкус чувство счастья, волнения, безопасности. Я не ощущала этого со времен работы в Медийной лаборатории. Да! И вот я вернулась к компьютеру.

Тем временем пришло еще одно электронное письмо. В теме письма стояло «печаль». Кровь стыла у меня в жилах, пока я читала это письмо. «С сожалением сообщаю, что один из попугаев был найден мертвым, он лежал на дне клетки. Его обнаружил Хосе, когда пришел убрать помещение… Мы не знаем точно, чья это была клетка, она находится в левом углу комнаты». Сообщение пришло от К. С. Хейса (Dr. К. С. Hayes), главного ветеринара в виварии факультета в Университете Брандейс.

Я была в ужасной панике. Я твердила себе: «Нет… нет… нет! Левый угол комнаты… Ведь именно там клетка Алекса!» Я глотала ртом воздух, пытаясь унять охвативший меня ужас. «Может быть, он перепутал право и лево. Может быть, это ошибка. Не может быть, чтобы Алекс умер. Это не может быть Алекс!» – продолжала я рассуждать про себя. Несмотря на то что я по-прежнему цеплялась за призрачную надежду, что это не мой питомец умер, я схватила телефон, чтобы позвонить. Я знала, что ветеринар не ошибся. Я знала, что Алекс умер. Еще до того, как я набрала номер

К. С., от него пришло электронное письмо, в котором говорилось «Боюсь, это Алекс умер».

Я позвонила К. С., но едва могла говорить от душивших меня слез и той боли, которую я ощущала. Он сказал, что завернул Алекса в кусочек ткани и положил в холодильную камеру. Я быстро натянула джинсы и футболку и стремглав бросилась к машине. До сих пор не понимаю, как в этом состоянии я могла вести машину. Я позвонила Арлин, чтобы предупредить ее: нельзя, чтобы она вошла в лабораторию морально неподготовленной. Она как раз заезжала на парковочное место, которое находилось рядом со зданием лаборатории, когда я дозвонилась до нее. «Алекс умер, Алекс умер, – причитала я. – Но, может быть, может быть, это ошибка. Возможно, умер другой попугай, не Алекс. Арлин, пойди и выясни это». Что я говорила ей? Ведь я знала, что К. С. не ошибался. Я знала, что Алекс умер. Но я всё равно произносила эти слова, как будто они могли изменить произошедшее, как будто то, что было правдой, окажется ошибкой.

Бедная Арлин. Теперь уже она рыдала, она была на грани истерики. В конце концов, она сказала, что пойдет в лабораторию и узнает, что произошло. Она прибежала в лабораторию как раз через несколько мгновений после того, как там оказалась наш друг и волонтер Бетси Линдсей (Betsy Lindsay). Бетси даже не заметила, что чего-то в лаборатории не хватает, но Арлин мгновенно заметила то, что все-таки рассчитывала не увидеть: Гриффин и Варт сидели в своих клетках, дверцы были закрыты. Дверца клетки Алекса была слегка приоткрыта, и клетка была пуста.

Когда почти часом позже я приехала в лабораторию, мы некоторое время плакали с Арлин, обнявшись. Волна за волной на нас накатывало отчаяние, неверие в то, что случилось. «Алекс не мог умереть, – шептала Арлин. – Он был полон жизни».

Мы знали, что нам придется отнести Алекса к ветеринару для проведения аутопсии, но никто из нас не мог заставить себя достать Алекса из холодильной камеры. Бетси помогла нам, она вынула Алекса и переложила его в маленькую переноску. Мы решили, что Арлин – единственная из нас, кто в таком состоянии сможет вести машину (нам нужно было проехать 45 минут). Арлин много раз ездила этой дорогой к ветеринару, когда кому-либо из птиц требовалась медицинская помощь. В этот раз всё было по-другому. В этот раз Алекса нам не вернут назад.

Карен Холмс (Dr. Karen Holmes), наш ветеринар, выразила нам свои соболезнования и тепло нас поприветствовала. Она провела нас в приемную, мы положили Алекса, который по-прежнему находился в своей переноске, рядом с собой на диван. Арлин и я сидели, взявшись за руки, и плакали. Карен спросила, хотела ли бы я увидеть Алекса в последний раз, я ответила отрицательно. Много лет назад я видела моего свекра в гробу. Долгое время я не могла избавиться от этого воспоминания, как он лежал там, в гробу, лишенный признаков жизни. Я решила, что больше не буду смотреть в лицо смерти, и не изменила этого решения, даже когда умерла моя мама.

Я хотела запомнить Алекса таким, каким он