философия, современная герменевтика, структурно-семиотический подход, экзистенциальная философия, экзистенциальная психология, культурно-исторические концепции, теории личности, экспериментально-психологические теории интеллекта, процессуально-деятельностный и образовательный подходы, педагогическая психология), выделив более 30 определений понятия «рефлексия» в большом спектре значений (новых знаний, сознания, самосознания, самопознания, языка, мышления, размышления, смысла, логоса, логики, самореализации, самовлияния, критической переоценки ценностей, переживания, состояния души), но конкретизировав ее определение как единый смысловой центр личности; выявив более 80 видов рефлексии; проанализировав проблему возникновения и развития рефлексии (причины, условия и цели) в онтогенезе (а так же ее уровни и функции); наконец, разработав и обосновав свою теоретическую модель развития рефлексии (состоящую из трёх основных сфер: когнитивной, герменевтической и экзистенциальной). Во второй главе «Методологические проблемы развития рефлексии в образовательном процессе вуза» была проанализирована проблема развития рефлексии в современных парадигмах психологии образования (и выделена гуманитарная парадигма (о гуманитарной психологии писал в свое время В.Шкуратов) и предложены рефлексивные методы в педагогической психологии (основной — психологический анализ текстов интеллектуальной культуры в контексте рефлексивных экзистенциалов). В третьей главе «Организация и содержание экспериментальной работы по развитию рефлексии студентов технического вуза в процессе обучения психологии» — не обычной психологии, а «Рефлексивной психологии в контексте культуры» с 16 темами (Культура и цивилизация: место человека в мире; Психологическая рефлексия античных и средневековых текстов: компаративный анализ; Психология парадокса в текстах Х11-ХХ вв.; Рефлексивная поэзия У.Шекспира; Психологическая рефлексия в русской поэзии А.С.Пушкина, И.Бродского; Психология одиночества: Эмили Бронте и Эмили Диккинсон; Психология любви в восточной, европейской и русской литературе; Психология любви в русской поэзии; Психология смерти в философии, психологии и литературе; Психология самоубийства в психологии и литературе; Русская экзистенциальная философия о самосознании, самопознании и смысле жизни; Психологическая и философская рефлексия Серебряного века русской культуры (психология изгнания); Психология ужаса и страха в английском готическом и русском романтическом рассказе и балладе; Рефлексивная медитация текста и о тексте — «Интеллектуальный квадрат текста» (моя авторская формула); Рефлексивный анализ текста «идеального» и текста «необычного»; Рефлексия в искусстве и музыке (западноевропейская средневековая готика, русская архитектура эпохи Предвозрождения, духовная музыка Средневековья, психология контрапункта И.С.Баха), основанной на 300 источниках мировой культуры в контексте восьми основных рефлексивных экзистенциалов (они выделены).

Вот так основная идея и содержание моей 257-страничной диссертации (а сколько было бы страниц (500???), если бы текст был набран обычным способом растянуто — без принудительных переносов?), базирующаяся на 573 источниках из философии, психологии, литературоведения и литературы) с более, чем 10 000 ссылками, уместилась почти на одной (с небольшим абзацем) странице (!). Скажу честно: все эти обязательные «определены», «выявлены», «выделены», «конкретизированы», «обозначены», «обоснованы», «разработаны», «апробированы» — мне глубоко противны, и я их в этом эссе ни за что не хотела использовать, но, поразмышляв, решила их оставить по двум причинам: меня те, кто от науки, не поймут: что это такое: «узнать, что такое рефлексия в науке», надо: «Выделила более 30 определений понятия «рефлексия», и — потому что странно все-таки смотрится весь этот околонаучный язык в нормальном тексте (правда, все эти научные перлы у меня только в заключениях после глав — на 10 страницах из 257).

Вообще, текст я создавала очень долго (15 лет), но — с любовью и всеми силами старалась уходить от любых скучных формализованных описаний. Главным принципом была множественная логика (условно сталкивая противоречивые порой точки зрения на одну и ту же проблему). Меня интересовало очень много вопросов, в первую очередь — абсурдных. Особенно: почему в науках так много споров (иногда яростных) — ни о чём. Например, это касается многочисленных дихотомий (непременно «Или — или!!!»), начиная со Средневековой схоластики в битве между реалистами — номиналистами, в которой тогда победили номиналисты, к моей радости, однако в наши последние три века мы наблюдаем, по мнению не только У.Джеймса, снова погоню за всеобщим (НО ведь без общего не выделишь частного) и — дальше на протяжении многих веков понеслось всё в том же противостоянии: дедукция (которую обожал Шерлок Холмс) — индукция; синтез — анализ (вспомним И.Канта, любившего синтез и Г.Гегеля, любившего анализ, З.Фрейда с его психоанализом и Р.Ассаджиоли с его психосинтезом, однако прекрасную формулу предложил наш психолог В.П.Зинченко: анализ через синтез); номотетический — идиографический (Дж. Кэмпбелл так долго «крутил» этими методами в своих моделях экспериментов в социальной психологии, что стало тошно); тождество — различие (любимая тема постструктуралистов: М.Фуко считал, что в текстах до ХУ1 в. категория сходства играла главную роль и его «Слова и вещи» — это история тождественного, а «История безумия в классическую эпоху» — это история иного и только в ХХ в. различие как категория начинает играть значительную роль: Ж.Делёз в своей книге «Различие и повторение» именно различие относит к понятию рефлексии, но честно признается, что это в свое время Ф.Шеллинг заставил выйти из ночи Тождества); эссенциализм — экзистенциализм (Ж.П.Сартр, А.Камю, провозгласившие экзистенциализм, и П.Тиллих, А.Кэмпински — эссенциализм — См. об этом выше); диалог — монолог (М.Бахтин с его диалогической концепцией, однако Л.С.Выготский выше ставит монолог как более сложную форму речи, но исторически позднее развившуюся, чем диалог, а вот О.Вейнингер страстно и во всех смыслах ставит монолог выше как форму индивидуальной рефлексии); обозначенные в лингвистике де Соссюром диахрония — синхрония, в которой Ю.Лотман превозносил глубину первой из-за сложной системы памяти, но М.Мерло-Понти убрал это противопоставление, заявив, что вторая есть лишь поперечный разрез первой. Итак, все эти дихотомии в науке (кровавые противостояния!) можно продолжать бесконечно. Умный К.Ясперс сказал, что мы должны всегда принимать противоположности как должное: всё, что существует само по себе, без своей противоположности, равносильно застою, утрате всякой инаковости (и Ясперс не видел дихотомии ни между пониманием и объяснением, ни между объектом и субъектом (См. об этих дихотомиях — выше). А тонкий Г.Башляр, говоря об известной дихотомии «эмпиризм — рационализм» пишет о том, что они в научном мышлении связаны той поистине странной и столь же сильной связью, которая соединяет обычно удовольствие и боль (первый нуждается в том, чтобы быть понятым, второй — чтобы быть примененным). Это, наверное, можно было бы сказать о всех «искусственных» противостояниях (дихотомиях).

Но особенно меня поразило, как В.Вунд ввел в психологию неразрешимую дихотомию двух психологий (экспериментальную и культурную), хотя ещё Г.Челпанов в отношении тоже двух психологий (рациональной и эмпирической) говорил, что это две части одной и той же психологии. Экспериментальная психология со всё сметающим валом экспериментов и тестов, как известно, «правила бал» на протяжении всего ХХ века, практически, вытеснив все остальные (особенно любые рефлексивные), поскольку превратила активность в фетиш (по мнению