— Нет, не плачет, — счастливо улыбнулась Юлдуз. — Сегодня он спокойный. Няньки кладут ему на живот теплую пеленку. Вроде бы помогает.

— Так и будешь кормить его сама? — спросил Святослав, зная, что среди знатных дам считалось низменным давать грудь собственным детям. Для этого в дом брали крепкую крестьянскую бабу, которая тоже недавно родила.

— Буду сама! — вызывающе посмотрела на него жена. — Княгиня Мария учила меня, что это недостойно знатной пани, а матушка, наоборот, говорит, что сама Богиня велит нам, женщинам, рожать и кормить. В этом и есть наше истинное предназначение.

— Слушай мою матушку, — без тени сомнений ответил Святослав. — Она столько времени проводит со знахарками и повитухами, что знает об этом больше любого лекаря.

— Ты скоро снова уедешь? — тоскливо спросила Юлдуз.

— Да, — кивнул Святослав. — Я пойду на Сокотру, надо повидаться с дядей Никшей. Заодно осмотрю побережье, где стояли когда-то порты царей Птолемеев. Ты знала, что они были названы в честь цариц — Арсиноя и Береника?

— Кому интересны какие-то мертвые бабы? — презрительно ответила Юлдуз. — Они давно умерли, а эти города занесло песками. К демонам их, муж мой! Я хочу, чтобы новый город на выходе из великого канала носил твое имя.

— Думаешь, это будет правильно? — Святослав слегка покраснел.

— Уверена, — кивнула Юлдуз. — Мне служанки недавно принесли новость с рынка. Знаешь, как тебя называют в Египте?

— Как? — удивленно посмотрел на нее Святослав.

— Владыка морей! Вот как! — гордо ответила Юлдуз. — Так будь им не только по имени, мой царственный супруг. Египет твой, ты завоевал его! Так что забудь про этих дохлых баб! Они давно никому не интересны. Построй этот город и назови его так, как пожелаешь. Или ты хуже собственных братьев?

Святослав глубоко задумался, а вот служанка, стоявшая за дверью, довольно улыбнулась. Это с ее подачи пошло в народ новое прозвание префекта. Это она вкладывала в голову глупой честолюбивой девчонки нужные мысли. Это ее слова княжна только что сказала своему мужу. Женщина повернулась и пошла на кухню, негромко напевая песенку. Сообщение своей госпоже она отправит потом, когда к ней придет человек, который скажет заветные слова. Женщина бросила в корзину грязное белье, откуда его заберет прачка, и снова пошла в покои княжны. У нее было множество дел по дому и сын, который прямо сейчас делал прекрасную карьеру очень далеко отсюда. Женщина не жалела ни о чем. Да она и не делала ничего плохого. Уж в этом она была уверена твердо.

Глава 20

Январь 639 года. Братислава.

— Девочка моя! — Людмила со слезами на глазах обнимала незаметно повзрослевшую дочь.

Умила не унаследовала и доли красоты своей матери, напротив, она была весьма заурядна. Округлое лицо, вздернутый носик и пухлые щечки с хорошенькими ямочками. Пройдешь мимо, и не заметишь. Девушка была тиха и скромна, предпочитая книги общению со сверстницами. Ей претили обычные женские разговоры, на которые были горазды боярские дочери, дуреющие от безделья. Умилу не прельщала пустая болтовня, рассказы о кровавом дожде в Бургундии или об очередном теленке, родившемся с двумя головами, что, по мнению братиславских кумушек, означало не то великую сушь, не то жуткое наводнение. Это зависело от того, кто именно разносил по городу очередную сплетню, жена Лотара Эльфрида или ее подруга Агриппина. При всем при этом княжна была весьма умна и начитана, не отставая в этом от братца Берислава, который один только и мог составить ей компанию. Она жила бы так вечно, если бы не два обстоятельства.

Во-первых, любимый брат теперь служил в сотне, понемногу превращаясь из набитого всяким ученым вздором задохлика в жилистого, и не по годам рассудительного мальчишку. А во-вторых, ей только что стукнуло пятнадцать, а это значит, что она стала законной супругой короля баварского Теодона первого, который был лишь немного младше ее собственной мамы. Впрочем, это было неважно, потому что его величество и сам не сразу сказал бы, сколько ему лет. Ему это было без надобности. Он и читать-то не умел, зато очень лихо бился в тяжелом доспехе, подаренном любимым тестем. Шайки, которые постоянно лезли то из Австразии, то из Алеманнии, то из альпийских герцогств не оставляли времени на праздность. Теодон воевал почти каждый год, а иногда и не по разу. Менялось лишь место, куда он вел свою дружину.

— Я уже должна уехать, матушка? — Умила прижалась к плачущей матери и заревела сама.

У нее кошки скребли на душе. Своего будущего мужа она видела раза четыре, и никаких особенных чувств он у нее не вызвал. Еще один воин из германцев, каких много в западных землях княжества. Огромный, словно медведь, рыжебородый мужлан, кругозор которого не выходил за пределы войны, охоты и объезда собственных земель. Ах да! Все эти его увлечения в обязательном порядке сопровождались застольями, которые его величество весьма любил, вливая в себя на пиру чуть ли не ведро стоялого меда.Тем не менее, он был широк душой, справедлив и не мелочен, за что подданные его искренне уважали. На этом его достоинства заканчивались, а потому в делах королевства Баварского творился полнейший бардак.

— Да, доченька! — смотрела на нее сквозь слезы Людмила. — Надо ехать. Ты уже совсем взрослая. Моя девочка станет королевой, подумать только!

— Ты будешь мне писать? — Берислав, который бесшумно подошел сзади, обнял их обеих.

Его отпустили из сотни на день, проститься с сестрой. И для него это было настоящее горе. Никто не понимал его лучше, чем Умила, даже мама. Хотя… От мамы Берислав постепенно отдалялся. Он взрослел, а она была все той же ревностной поклонницей языческой Богини. Берислав считал это очень глупым, только маме не говорил ничего, осторожно обходя эту тему в разговорах. Этот культ давно трещал по швам, судорожно цепляясь за жизнь в лесных весях. Он проявлялся уже больше в привычках и суевериях, ведь христианство, неуклонно наступавшее в городах, превратило язычество в религию деревенщины. Это понемногу становилось немодным. И лишь князь мог позволить себе быть выше этого. Он категорически плевал на чужое мнение и не крестился из каких-то своих, никому не понятных соображений. Самослав открыто почитал святого Георгия-змееборца, который потеснил воинского бога Яровита и уже почти слился с ним. Потому-то он был