стали изгнание славян из Дельбенде и основание немецкого Гамбурга. Скорее всего, в этих двух крепостях и сопутствовавших им открытых поселениях тогда и было сконцентрировано христианское немецкое население: оставшиеся нордальбинги, фризские купцы, франкские воины и миссионеры. Началом наиболее активного повторного заселения саксами Нордальбингии можно предположить время после создания в Гамбурге епископства в 832/834 гг. или незадолго до этого. Как это чётко подметил еще Адам, Гамбург был создан франками на южной окраине Нордальбингии, на границе со славянами, именно с целью последующей христианизации всех лежащих севернее Эльбы земель — Нордальбингии, ободритского королевства, Дании и даже Швеции, куда незадолго до этого состоялась миссия Ансгария: «Проведя со священниками генеральный собор, благочестивый цезарь [Людвиг I], желая исполнить волю родителя, сделал Гамбург, город трансальбианов, столицей всех варварских народов — данов, шведов, а также славян и прочих живущих окрест племён, и велел рукоположить первым архиепископом этой кафедры Анскария»[418].

Такое положение вещей едва ли могло устраивать ободритов, с 817 г. видевших в этих действиях франков покушение на свои законные (перешедшие им по праву войны 798 г.) земли и прямую угрозу для себя. Археология датирует славянский слой в древнейшей крепости Гаммабурга как раз первой половиной или началом IX в.[419], что вполне хорошо объясняет и очевидно тождественные упоминания «славянского города» и Гаммабурга в 845 г.: ещё в первой трети IX в. Гамбург должен был принадлежать славянам и быть заселён ими. Он был отнят у них саксами незадолго до описываемых событий, после чего был превращён в форпост христианизации областей к северу от Эльбы. Поэтому, вполне естественно, что Гамбург неизбежно должен был стать одной из первых целей агрессии славянских восстаний 844 и 845 гг. (он и становился такой целью и был разрушаем ободритами при каждом последующем их языческом восстании).

Судя по тому, что Гостомысл назван франкскими анналами королём ободритов, а поставленный франками на его место преемник — всего лишь герцогом, можно предположить, что последний не был его прямым наследником. Возможно, именно это обстоятельство — лишение франками власти законного наследника Гостомысла, короля ободритов, и привело к новому восстанию славян уже в следующем 845 г. и заключению ими в очередной раз союза с данами (для сравнения, в 817 г. союз Славомира с данами и восстание его против франков также было спровоцировано утверждением франками у власти своего ставленника — Чедрага). Гонения на христиан в Нордальбингии могли начаться в 845 г., немногим раньше разрушения Гамбурга. Для самого же захвата Гамбурга славяне, очевидно, не имея после прошлогоднего поражения от франков достаточно собственных сил, объединились с данами. Хорик I, которого в этом случае должна была прельщать добыча в богатом христианском городе, в том числе и драгоценные церковные реликвии, об утрате которых так сожалел впоследствии Римберт, прислал по Эльбе флот и захватил город.

Основываясь на БА и «Страданиях», можно предположить, что в Гамбурге в это же время должен был закрепиться славянский языческий правитель, однако сложно сказать, когда именно город должен был перейти к славянам. Это могло произойти как непосредственно после ухода датского флота, так и само разорение Гамбурга в 845 г. могло быть совершено совместными силами данов и славян. Возможно, после разорения Гамбурга и ухода датского флота для охраны захваченных пленников ободритами здесь был размещён небольшой гарнизон, да и сам предводитель восстания должен был оставаться здесь. Не совсем понятно, был ли поход Людвига II реакцией на разрушение Гамбурга или же этот поход был спланирован им ранее, после начала славянского восстания к северу от Эльбы, и потому его войска уже находились в готовности. Так или иначе, но защитить Гамбург Людвиг II не успел, опоздав, впрочем, совсем ненадолго, так что ещё застал уходящий из Гамбурга датский флот где-то чуть ниже по течению Эльбы, в самом её устье. Разъединение войск данов и ободритов должно было быть ему очень на руку, потому как, разбив данов, он без какой-либо долгой осады или значительной битвы на обратном пути отвоевал и оставшийся за славянами Гамбург, заставив подчиниться и, видимо, даже принять христианство мятежного ободритского короля.

Самими же немногими спасёнными при освобождении Гамбурга Людвигом II христианами, уже успевшими попасть в рабство и видевшими разорение города и смерть большинства других жителей, как и симптомы эпидемии у своих мучителей, это чудесное спасение могло быть воспринято как посланное христианским Богом чудо, в результате чего эта история, приняв религиозный контекст, распространилась по тогдашнему христианскому миру Франкской империи. Уже вскоре, возможно, передаваясь с разбредшимися из опустевшего Гамбурга христианами или священнослужителями, она должна была стать известна и в Ксантенской церкви, где и была записана как притча о жестокой каре, постигшей поработивших христиан язычников и чуде, сотворённом христианским Богом, в результате которого король язычников отпустил пленников. В таком случае король язычников Рорик из КА должен был быть тождественен языческому славянскому правителю Баруху, принявшему христианство и освободившему христиан из Гамбурга после похода на него Людвига II.

Наиболее долгое сохранение этого предания в Гамбурге было вполне естественным: как и в Эбсторфе, легенда о мучениках стала здесь гордостью местной христианской общины, наряду с пребыванием в городе папы Бенедикта. Поздняя её фиксация лишь на рубеже ХІV–XV вв., т. е. через целых пять-шесть столетий, способствовала наслоению на неё многих более поздних популярных в церковных кругах сюжетов. Долгое пребывание в устном виде, как и многочисленные переписи «Страданий» до XIV в., могли привести к замене и к фонетическим искажениям славянских слов. Этим может объясняться не соответствие имен Roric/Baruch (впрочем, не большее, чем в возможном Cruto/Baruth). Оба имени имеют по два слога и фонетически звучат достаточно схоже, что делает возможным восхождение их к третьей форме, бывшей настоящим именем захватившего Гамбург славянского правителя. Путаница могла возникнуть и в результате неточной записи. Описки в плохо выведенных рукописных латинских R и В вполне возможны, не менее известна и передача одного и того же звука в латинской транскрипции как через с, так и ch (например, в БА Рорик записывался и как Roric, и как Rorich). Если же «королю язычников Рорику» был тождественен не Барух, а неназванный «Страданиями» старигардский правитель, то это сняло бы и фонетические противоречия. Как уже было отмечено выше, в «Страданиях» прослеживается два или три сюжета славянского или гамбургского церковного происхождения:

1) сюжет о князе Барухе и походе войск Людвига II на Гамбург;

2) сюжет о 60 гамбургских мучениках с вырезанными на головах крестами;

3) сюжет о знамениях королю язычников в Старигарде и чудесном освобождении христианских пленников.