И стал рассказывать:

«Жил-был юноша, начитанный в классических произведениях. Однажды увидел он на улице представление бродячих акробатов — прелестной девушки лет двадцати и глухонемого старика, по всей видимости ее отца. Всю программу исполняла одна девушка, глухонемой сидел без движения на корточках в сторонке и следил за реквизитом, костюмами и всем прочим. На самом деле опасаться было нечего, старик был явно лишним. Но без старика труппа стала бы неполной, без него было никак не обойтись, он служил фоном для этой красавицы.

Сначала она показывала такие фокусы, как появляющиеся ниоткуда яйцо и голубь, возникающие и исчезающие предметы — большие и маленькие. Зрителей становилось все больше, они окружили ее плотным кольцом, не протиснуться. Ободренная успехом, она объявила: „Уважаемые зрители, благодетели мои, сейчас мы покажем „посадку персикового дерева“. Прежде чем начать, выучим вместе цитату: „Наша литература и искусство служит рабочим, крестьянам и солдатам““. Подобрав с земли косточку персика, она неглубоко закопала ее, спрыснула изо рта водой и проговорила: „Расти!“ Из земли и вправду стал пробиваться красноватый росток, он на глазах тянулся все выше и выше и вскоре превратился в дерево. Потом распустились цветы, завязались и созрели беловатые плоды с красными углублениями у плодоножек. Девушка сорвала несколько персиков и стала предлагать зрителям. Но никто не решился их попробовать, кроме юноши, который принял персик и в минуту съел его. Когда его спросили, каков персик на вкус, он сказал, что замечательный. Девушка еще раз предложила зрителям отведать персики, но все лишь стояли, вытаращив глаза, никто к ним не притронулся. Вздохнув, девушка махнула рукой, дерево вместе с персиками исчезло, осталась лишь пустая лунка в земле.

Представление закончилось, девушка и старик сложили инвентарь и собрались идти дальше. Юноша не сводил с нее влюбленных глаз. Она понимающе улыбнулась: красные губы, белые зубы, лицо как персиковый цвет — причина в ее очаровании. „Маленький братец, — сказала она, — лишь ты решился съесть мой персик, значит, судьба не зря свела нас. Вот тебе адрес. Если когда вспомнишь обо мне, там меня и найдешь“.

Она вынула шариковую ручку, нашла клочок бумаги, нацарапала несколько иероглифов и передала ему. Он принял бумажку как драгоценность и надежно спрятал. Девушка со стариком пустились в путь, юноша последовал за ними как зачарованный. Через несколько ли девушка остановилась: „Возвращайся, братец, пройдет время, и мы встретимся“. По его щекам покатились слезы. Девушка вытерла их красным шелковым платком. „Маленький братец! — вдруг проговорила она. — Тебя родители ищут!“

Юноша обернулся, и действительно — за ним торопливо ковыляли отец с матерью, они махали руками и что-то кричали, но парень не слышал ни звука. Он повернулся назад, но и девушки, и глухого старика уже и след простыл. Юноша снова обернулся к матери с отцом, но те тоже куда-то исчезли. Он бросился на землю и зарыдал. Плакал он долго, а утомившись, сел и тупо уставился перед собой. Посидев, снова лег на землю и стал смотреть на синее, как море, небо и на лениво плывущие белые облака.

Вернувшись домой, юноша затосковал от любви. Он не ел, не говорил и за день выпивал лишь кружку воды. Постепенно он так исхудал, что остались кожа да кости. Он ничего не видел вокруг себя, а стоило ему закрыть глаза, рядом оказывалась та прекрасная девушка. Он ощущал аромат ее дыхания, смотрел в исполненные чувства глаза и громко вскрикивал: „Милая старшая сестра, умираю без тебя!“ Бросался к ней, но, открыв глаза, обнаруживал, что никого нет. Ему и смотреть ни на что не хотелось. Родители страшно переживали и послали за его дядей, чтобы тот подсказал, как быть. Дядя, человек ученый, с проницательным взором, рассудительный и дальновидный, во всем разбирался и действовал решительно. Стоило ему лишь взглянуть на юношу, как он тут же понял причину болезни. „Старшая сестра, деверь, добрым советом болезнь племянника не вылечишь, — вздохнул он. — Если так пойдет и дальше, загубит он свою жизнь ни за что ни про что. Тут, как говорится, лучше уж лечить павшую лошадь, выдавая ее за больную. Надежды мало, но надо сделать последнюю попытку и отпустить его на все четыре стороны. Найдет ее — возможно, все сложится хорошо. Не найдет — может, выкинет из головы“. Родители всплакнули, но делать нечего, оставалось лишь последовать совету дяди.

Втроем они подошли к кровати юноши. „Дитя мое, — сказал дядя, — мы тут с твоими родителями решили, что лучше отпустить тебя на поиски той девушки“.

Юноша вскочил с постели, бросился перед дядюшкой на колени и стал отбивать поклоны. Возможно, от охватившего его возбуждения на пожелтевших щеках вдруг заиграл румянец.

„Сынок, — обратились к нему родители, — ты еще не совсем взрослый, но устремления твои велики, и мы тебя недооценили. Теперь мы приняли совет твоего дядюшки и отпускаем тебя на поиски этой очаровательной обольстительницы. Тебя будет сопровождать наш старый слуга Ван Бао. Найдешь ее — хорошо, не найдешь — поскорее возвращайся домой, чтобы мы не беспокоились. Подыщем тебе красивую девушку из хорошей семьи. В этом мире жаба о двух ногах — редкость, а двуногих девушек вокруг полно, поэтому, как говорится, не думай, что повеситься можно только на одном дереве“.

В ответ на это юноша заявил, что ему даже девяти небесных фей не надобно, нужна лишь та девушка-фокусница.

Основываясь на собственном опыте, наставлял его и отец: „Ты подпал под чары этой обольстительницы, сынок. На самом деле, по слепленному пельменю не узнать, есть ли в нем мясо, так и по облику женщины не определишь, добрый у нее нрав или нет. Красавица или уродина — закроешь глаза, и всё одно“.

Но юноша, естественно, продолжал упорствовать. Что за странный народ эти влюбленные! Как тут быть родителям? Делать нечего, накормили осла, приготовили провизии на полмесяца, дали подробные наставления старому слуге Ван Бао, а потом, обливаясь слезами, суетясь и мешкая, проводили сына за околицу, и он отправился в путь.

Покачиваясь на спине осла, юноша словно унесся в заоблачные дали и думал лишь о возможной скорой встрече с той девушкой. Он себя не помнил и чуть не подпрыгивал от радости, так что со стороны казалось — малец свихнулся.

Много ли, мало дней он провел в пути, все припасы, что ему дали с собой, кончились, деньги на дорожные расходы тоже, и никто не мог сказать, в какой стороне эта пещера Абрикосового Цвета на горе Западного Ветра. Старый слуга умолял повернуть назад, но, думаете, юноша послушался? Он упорно продолжал путь на запад. Ван Бао потихоньку сбежал и вернулся домой, побираясь по дороге. Потом сдох осел. А юноша продолжал идти — один, пешком. Когда же истощились силы и у него и положение стало казаться безвыходным, он сел на большой валун и заплакал, ни на минуту не переставая думать о девушке. Тут раздался грохот, камень провалился под землю, и юноша вместе с ним. Открыв глаза, он обнаружил себя в нежных объятиях той самой девушки. И от счастья потерял сознание…»

«Тот юноша был не кто иной, как я! — объявил Юй Ичи с хитрой улыбкой. — Я путешествовал с труппой фокусников, научился глотать шпаги, ходить по канату, изрыгать огонь… Жизнь бродячих фокусников чудесна, романтична, о ней можно рассказывать часами. При составлении моего жизнеописания этот период нужно особенно выделить и подрасцветить».