под нос, унося с собой «восхитительный» амбре. Я сварила кофе, разлила по чашкам. Он вернулся через указанное время – не сказать, что кристально трезвый, но вполне вменяемый. Уселся напротив, молча обжигаясь бодрящим напитком. Я подобрела, стала улыбаться.

– Хорошо отдыхается, Роберт. Обратили, кстати, внимание, какой изумительный вид открывается из окна на Аппалачи?

– Обратил, – буркнул Хансен. – Но это не прибавило душевной бодрости. С чем пожаловали, Натали? Перевезете меня в трущобы Сан-Хосе, где бросите на произвол судьбы?

– Есть такая фраза в нашем языке, – улыбнулась я, – «русские своих не бросают». И это не просто слова. Англосаксам стоит поучиться. Уикенд закончен, Роберт. Допивайте кофе и садитесь в машину. Едем домой. Завтра вы приступаете к выполнению своих служебных обязанностей. Ситуация, благодаря которой вы оказались здесь, успешно разрешилась.

Он как-то пренебрежительно фыркнул, потом задумался. В глазах мелькнуло просветление. При этом оттенки его кожи сменяли один другой.

– Подождите… – Он начал яростно растирать виски. – Хотите сказать, что все обошлось и жизнь продолжается, как раньше?

– Именно так. Просим прощения за беспокойство, но ситуация действительно складывалась дерьмовая. Вы вернетесь к жене в Голден-Вэлли, будете жить как ни в чем не бывало. Завтра утром не забудьте отправиться на работу. Ждите связного от нашей организации – увы, это буду не я. Пароль вы знаете. Куда вас доставить – в Вашингтон? Назовите координаты, где припаркована ваша машина.

– Черт, это так неожиданно… – Хансена затрясло. – Но постойте, Венди может что-то заподозрить… И моим коллегам ничто не мешает выяснить, что я где-то пропадал больше суток…

– Знаете, Роберт, вам не угодишь, – посетовала я. – Почему вы такой капризный? Все обошлось, а вас опять что-то не устраивает. Думайте, выкручивайтесь. Предлагаю версию с любовной интрижкой – и себя в качестве объекта страсти, гм… Не возражайте, Роберт, Венди в итоге вас простит, и это лучше, чем сидеть до конца жизни в одиночной камере. Можете сразу об этом не говорить, а признаетесь, когда ситуация станет неуправляемой. Меня зовут Кристи Роджерс, мы познакомились в парке у Мемориала Линкольна. Будем ехать – обсудим подробнее.

– У нас с вами… интимные отношения? – Хансен сглотнул и уставился на меня каким-то новым взглядом.

– Именно эту нехитрую мысль я и пытаюсь до вас донести. Можете смотреть на меня как угодно, но руками не трогать. Мы расстались – именно по вашей инициативе. Я в вас безумно влюблена, вы – нет. Я не могу смириться, продолжаю докучать, но вы тверды. Допустили ошибку и очень хотите ее исправить. Вы любите жену, любите сына, вы добропорядочный американский гражданин, можно сказать эталон, и место вам – в Международном бюро мер и весов в городе Севр. Визит «налогового инспектора» можно отнести к этой же истории. Я хотела образумить вас, продолжить отношения, но, чтобы ваша жена ничего не заподозрила…

– Подождите, но как же Дэн… – У Хансена путались мысли.

– Никак, – отрезала я, – этот брак был несчастный. Мы просто жили вместе – потому что дом, общее хозяйство…

– Не боитесь перекрестных допросов, Натали?

– Нисколько. И скоро вы поймете, почему. Если узнают про этот дом: вы поддались на мои уговоры, я привезла вас сюда, чтобы попробовать вернуть ваши чувства, а вы поехали – чтобы раз и навсегда от них избавиться. Вы своего добились… Готовы, Роберт? Надо ехать…

Я вернулась домой во втором часу ночи, хлопнула дверцей машины. Чакки жалобно скулил – он что‑то чувствовал. Я трепала его, обнимала, говорила какието глупые слова. Питомники для брошенных животных в этой стране никто не закрывал, хотя сердце сжималось от такой перспективы.

Наблюдения за домом не было – да неужели? Впрочем, утром все продолжилось – хоть выспаться дали. Я сидела на крыльце, вычищала зубной щеткой застрявшую в недрах газонокосилки траву. Напротив участка остановилась машина. Стив Кэмпбелл на этой раз был один. Он прошел по дорожке, поднялся на крыльцо, озадаченно уставился на зубную щетку и перевернутую косилку. А что я могла сделать? Нет в доме мужика.

– Доброе утро, миссис Роджерс, – поздоровался агент. – Вы сегодня бледны. Что-то случилось?

Я отвернулась, что-то пролепетав про неразделенную любовь. Он счел это шуткой, но как-то растерялся. Это был еще не арест.

– Присаживайтесь, Стив, – предложила я. – Прошу простить, но я немного занята…

– Да, я вижу. – Кэмпбелл пристроился на край соломенного кресла. – Думаю, мы закончим быстро, миссис Роджерс. Вчера к вам приезжал коммивояжер. Вы что-то у него купили?

– Купила, – вздохнула я. – Коробки на кухне, даже не знаю, стоит ли распаковывать… Эти разъездные агенты такие назойливые, от них невозможно отделаться, приходится покупать ненужные вещи. Я только раз проявила слабину, а он уже готов сесть на шею.

– Понимаю, – кивнул Кэмпбелл. – Надо быть тверже в общении с этими торговцами. К сожалению, своими действиями они не преступают закон. Вечером вы куда-то уезжали, вернулись только ночью. Можете прокомментировать?

Я снова что-то шептала про неразделенную любовь. Кэмпбелл предпочел не настаивать. Ночные автопрогулки в этой стране преступлением не являлись – как и в остальных двухстах странах.

– Посмотрите на эти фотографии. – Он извлек несколько снимков. Фотограф запечатлел женщину в парике, в очках и с «защечными мешками», отходящую от дома Хансена в Голден-Вэлли. Вот она минует калитку, вот переходит дорогу, вот садится в «Мини-Купер», как две капли воды похожий на мой, но с другими номерами. Подумаешь, преступление. Одинокая женщина, работающая в Департаменте автомобильных дорог, может достать и не такое. В худшем случае – крупный штраф.

– И что? – вздохнула я.

– Программа ЭВМ обработала эти снимки, миссис Роджерс. Есть высокая вероятность, что на них запечатлены вы.

Интересно, версия с Девенпортом их уже не устраивает? Или подчищали для порядка все хвосты? Вместо ответа про «неразделенную любовь» я залилась слезами. Просто заплакала, стала размазывать кулаками слезы. Это стало неожиданностью не только для Кэмпбелла, но и для меня. Видимо, мне было о чем поплакать. Я сидела в обнимку с газонокосилкой и лила крокодиловы слезы. Кэмпбелл растерялся, это было видно невооруженным глазом. Он помялся, вынул чистый носовой платок, протянул мне. Я сквозь слезы поблагодарила, стала утираться. Плач не был постановочным – он это видел.

– Спасибо, – всхлипнула я, комкая платок. – Поверьте, мистер Кэмпбелл, может, я и совершала что-то неподобающее, но не делала ничего противозаконного… Вы точно уверены, что хотите сейчас поговорить об этом? Можем обсудить это в другой раз? Я никуда не денусь…

Агент пребывал в замешательстве. Подобного хода от подозреваемой он не ожидал. В агенте АНБ проспалось что-то человеческое.

– Да, миссис Роджерс, это не горит, мы можем поговорить в