пленным генералом приближался агитационный автомобиль. Звучал военный марш. Когда грузовик с немецкими пленными подъехал ближе, музыка оборвалась. Зазвучала немецкая речь. Немецкие офицеры услышали обращение, которое командующий подписал в полдень. Генералу Вейдлингу хотелось бы заткнуть уши ватой…

Но самое большое унижение генералу суждено было пережить четыре дня спустя. Команда сотрудников НКВД привезла генерала из Штраусберга, где его содержали под стражей, назад в Берлин. Их небольшая колонна, состоящая из нескольких автомобилей, остановилась перед рейхсканцелярией. Генерала Вейдлинга привели в бункер. Он должен был опознать трупы, обнаруженные там русскими.

Закончив эту жуткую процедуру, генерал поднялся по лестнице, ведущей на Фоссштрассе. Неожиданно он увидел у входа в бункер огромную толпу кинооператоров и фотографов. Он заметил также стоящих у входа вооруженных солдат с белыми флагами. На мгновение генерал остановился. Тогда за его спиной раздался громкий, повелительный голос:

– Давай! Давай!

Советские «оригинальные снимки» (!) капитуляции Берлина были отсняты. Это происходило 6 мая 1945 года.

Десять дней спустя на аэродроме Штраусберга генерал Вейдлинг вместе с десятью другими немецкими генералами и офицерами Генерального штаба поднялся на борт пассажирского «Дугласа», который доставил их в Москву.

Глава 11

Прорыв

Во второй половине дня 2 мая 1945 года на всем протяжении переднего края обороны были установлены русские громкоговорители. В это же самое время советские самолеты кружили над последними немецкими очагами сопротивления в городе и сбрасывали листовки. На этих листовках было напечатано обращение генерала Вейдлинга, подписанное некоторое время тому назад в штабе генерала армии Чуйкова. Громкоговорители разносили слова этого обращения над руинами и развалинами Берлина, в которых солдаты в обмундировании стального цвета все еще продолжали оказывать ожесточенное сопротивление.

«30 апреля фюрер бросил нас, присягавших ему на верность, на произвол судьбы. Следуя приказу фюрера, вы все еще считаете, что должны сражаться за Берлин, хотя нехватка тяжелого оружия, боеприпасов и общая обстановка делают дальнейшую борьбу бессмысленной. Каждый час продолжения сопротивления лишь продлевает ужасные страдания гражданского населения Берлина и наших раненых товарищей. Поэтому в полном согласии с главнокомандованием советских войск я призываю вас немедленно прекратить сопротивление!»

Однако это обращение, которое начиная с 15 часов постоянно повторялось, дошло не до всех боевых групп. Там, где слова обращения, звучащие сквозь грохот боев и шум пожаров, были услышаны на немецких позициях, солдаты складывали оружие. Офицеры приказывали своим солдатам повязать на дула карабинов белые флаги – частенько серые от грязи нательные рубашки или куски найденных в развалинах простыней и гардин. И потом они ждали, пока не появятся первые русские. Пока еще с любопытством, с неуверенностью и некоторой долей страха. То тут, то там офицеры враждующих армий по-военному строго приветствовали друг друга. В других местах солдаты в форме стального и оливкового цвета радостно похлопывали друг друга по плечу: «Товаришч! Война капут!» А кое-где красноармейцы набрасывались на изнуренных ополченцев, отбирали у них часы, обручальные кольца и фотографии. Перепуганных девушек хватали за руки и тащили в развалины домов…

Многие офицеры и солдаты войск СС даже и не думали о капитуляции[23]. Тот, кто не хотел напрасно жертвовать собой, пытались скрыться в гражданской одежде, затеряться среди руин или на свой страх и риск пробиться на запад, где надеялись встретить немецкие войска.

2 мая одна немецкая боевая группа продолжала удерживать позиции в развалинах железнодорожной станции Берлин-Халензе. Она не выполняла чей-то приказ, а просто сражалась до последнего патрона, пока последний солдат не погибнет под ударами прикладов русских пехотинцев. Группа латышских добровольцев под командованием обер-лейтенанта Нейландиса, переводчика генерала Кребса, пробилась до Панкова. Здесь советские танки остановили и рассеяли латышей. Отряды гитлерюгенда защищались в Штеглице до тех пор, пока все юные бойцы не погибли под обломками, расстрелянные артиллерией. Бригадефюрер СС Монке собрал свои подразделения войск СС в рейхсканцелярии и отважился на прорыв. В рейхсканцелярии остались Геббельс со своей семьей и генералы Кребс и Бургдорф, покончившие с собой. К эсэсовцам присоединились Борман, доктор Науман, адмирал Фосс, посол Хевел, доктор Штумпфеггер и лидер молодежного гитлеровского движения Аксман. Отдельные боевые группы выбирались из городских руин и с боем пробивались до района вокзала Лертер Банхоф и бывшей казармы Майкефер. Там их следы потерялись.

Основная масса солдат и гражданских лиц устремились на запад в направлении на Шпандау. Среди них было много женщин. Некоторые из них несли на руках маленьких детей. Они не хотели оставаться в городе в качестве беззащитной дичи. Офицеры пытались упорядочить отход, разбить всех на группы. Однако во второй половине дня 2 мая основная масса беженцев действовала под девизом: «Прочь из Берлина! Вон из города! Прочь из ада!»

Утром 2 мая боевая группа дивизии «Мюнхеберг» подтянулась к мосту через Хафель в районе Шпандау. К ней присоединились несколько групп из 18-й моторизованной дивизии, что значительно усилило дивизию «Мюнхеберг». Генерал Муммерт старался держать все свои войска вместе. Различным частям и подразделениям дивизии удалось снова собраться в одном месте. Во второй половине дня дивизия «Мюнхеберг», теперь уже фактически только небольшая боевая группа, заняла позицию перед самым мостом, ведущим в район Шпандау-Вест.

Советские войска предприняли атаку на мост. Выдвинутый вперед взвод фельдфебеля Хартмана ночью был отброшен назад. При этом фельдфебель получил легкое ранение в руку. Во второй половине дня он появился в своем взводе, который закрепился в развалинах дома недалеко от моста.

– Дружище, Хартман, – приветствовал его унтер-офицер Райнварт, который в качестве заместителя возглавил взвод. – Что теперь будет? Я думаю, что здесь мы не прорвемся…

– Я сыт всем этим по горло, – устало ответил Хартман.

– Иди сюда, выпей, – подозвал его Райнварт и протянул ему свою фляжку. – Это настоящий коньяк – очевидно, последний на долгое время…

К ним подполз посыльный:

– Командир взвода, немедленно к генералу!

Генерал Муммерт стоял в окружении своих офицеров в ста метрах от передней линии обороны. В подвале одного из разрушенных домов был оборудован его командный пункт. При свете карманного фонарика офицеры изучали карту. Хартман вошел в подвал. Рядом с генералом он заметил несколько незнакомых офицеров и солдат, а также мужчин в форме членов НСДАП и в гражданской одежде. В нескольких словах генерал описал новое положение, которое сложилось после капитуляции командующего обороной Берлина. Муммерт не собирался капитулировать. Он хотел прорваться со своей дивизией на запад.

– Итак, приказ: на рассвете штурм моста через Хафель!

Как только на востоке, на горизонте над горящим и окутанным дымом и гарью городом забрезжил рассвет, к мосту с грохотом и лязгом