– А кого в наше время волнует техника?

– Ах, но ведь есть же разница между человеком, который может рисовать нормально, но не хочет, и человеком, который к рисованию вообще не способен. Ладно, давайте взглянем на остальное.

Паркер демонстрировал картину за картиной, Уимзи бегло оглядывал каждую и брался за следующую.

– Перед нами, – произнес Уимзи, вертя в руках палитру и кисть, подобранные минутой раньше, – работы совершенно бездарной художницы, которая, тем не менее, пытается подражать манере весьма передовой школы. Кстати, ты, конечно, заметил, что в пределах последних нескольких дней мисс Дорланд писала – а потом вдруг все бросила, преисполнившись внезапного отвращения к живописи. Палитра вся в краске, а кисти так и остались торчать в скипидаре, причем вот-вот окончательно испортятся: кончики-то уже изогнулись. Пожалуй, это наводит на определенные мысли. Я… Одну минуточку! Покажи-ка мне эту картину еще раз!

Паркер выставил вперед портрет косоглазого мужчины с болезненной желтоватой кожей, об этом полотне детектив уже рассказывал коллеге.

– Поставь-ка на мольберт. Очень, очень любопытно. Видишь ли, все прочие картины – лишь плод подражания чужому искусству, в то время как эта – попытка подражать природе. Почему? Картина весьма скверная, но ведь предназначалась же для кого-то! И над ней немало поработали. Что же вдохновляло мисс Дорланд?

– Ну, уж никак не красота этого типа!

– Нет? Но ведь должна же быть какая-то причина! Вот Данте – ты, должно быть, помнишь, – однажды нарисовал ангела. Знаешь лимерик насчет полковника из-под Тьепваля?

– И что с ним случилось?

– У полковника из-под Тьепваля в спальне двое козлов проживали. В них он видел портрет двух друзей юных лет, но которых – припомнит едва ли.

– Если эта мазня напоминает тебе кого-то знакомого, то невысокого я мнения о твоих приятелях. В жизни не видал более мерзкой рожи.

– Да, не красавец. Но, сдается мне, это зловещее косоглазие возникает только за счет скверной техники. Если не умеешь рисовать, очень трудно добиться, чтобы глаза смотрели в одну точку. Ну-ка, Чарлз, прикрой один глаз – да не себе, а портрету.

Паркер повиновался.

Уимзи присмотрелся повнимательнее – и покачал головой.

– Нет, ничего не приходит в голову, – сказал он. – Возможно, я его вообще не имею чести знать. Впрочем, кто бы он ни был, эта комната наверняка тебе кое о чем порассказала.

– Здешняя обстановка наводит меня на мысль, – отозвался Паркер, – что девушка интересуется криминалистикой и химией куда больше, нежели позволительно в сложившихся обстоятельствах.

Уимзи вскинул глаза.

– Хотел бы я уметь думать так, как ты.

– А что думаешь ты сам? – нетерпеливо потребовал Паркер.

– Увы, – вздохнул Уимзи. – Сегодня утром я рассказал тебе про Джорджа, поскольку стеклянный пузырек – это факт, а утаивать факты непозволительно. Но вот мысли свои я тебе сообщать не обязан.

– Так, значит, ты считаешь, что Анна Дорланд преступления не совершала?

– Насчет этого ничего не могу сказать, Чарлз. Я пришел сюда в надежде, что комната подскажет мне то же, что и тебе. Но – увы! Я увидел нечто совсем другое. Увидел именно то, чего ожидал все это время.

– Ну так о чем же ты подумал? Ежели хоть на пенни ума прибавилось, может, поделишься? – поддразнил Паркер, отчаянно пытаясь удержаться на шутливой ноте.

– И за тридцать сребреников не поделюсь, – мрачно заверил его светлость.

Не говоря ни слова, Паркер принялся собирать картины.

Глава 19

Игра с «болваном»

– Не хотите пойти со мной к этой Армстронг?

– Почему бы нет? – ответил Уимзи. – Никогда не знаешь, где что выплывет.

Сестра Армстронг работала в дорогом частном доме престарелых на Грейт-Уимпоул-стрит. Ее еще не успели допросить, так как медсестра лишь накануне вечером вернулась из поездки по Италии, куда сопровождала очередную подопечную. Она оказалась крупной невозмутимой женщиной приятной внешности, чем-то похожей на Венеру Милосскую. На вопросы Паркера она отвечала бодрым и ровным тоном, как будто речь шла о бандажах или температуре.

– Да, констебль, я прекрасно помню визит старого джентльмена.

Паркер терпеть не мог, когда его называли констеблем. Однако детектив не может позволить себе раздражаться из-за мелочей.

– Мисс Дорланд присутствовала при разговоре между вашей пациенткой и ее братом?

– Очень недолго. Она поздоровалась со старым джентльменом, провела его к кровати, а когда увидела, что они поладили, вышла из комнаты.

– Что вы имеете в виду под «поладили»?

– Ну, моя пациентка назвала старого джентльмена по имени, и он ей ответил, а потом взял ее за руку и сказал: «Прости, Фелисити, мне так жаль» – или что-то в этом роде, а она ответила: «Нечего тут прощать, не терзай себя, Артур» – и он прослезился, бедняга. Потом он сел на стул у кровати, и мисс Дорланд вышла.

– Они не обсуждали завещание?

– Не в присутствии мисс Дорланд, если вас интересует именно это.

– Предположим, кто-то подслушивал под дверью. Мог он услышать, о чем шла речь?

– Исключено. Больная была очень слаба и говорила крайне тихо. Я сама с трудом могла расслышать ее слова.

– А где были вы?

– Ну, я вышла, потому что мне показалось, им хочется побыть наедине. Но я сидела у себя в комнате и наблюдала за ними через открытую дверь. Понимаете, она была так больна, а старый джентльмен выглядел совсем немощным, так что мне не хотелось оставлять их без присмотра. Знаете, в нашей работе часто приходится видеть и слышать такое, о чем не стоит распространяться.

– Разумеется, сестра, я уверен, что вы поступили совершенно правильно. А когда мисс Дорланд принесла бренди, генералу было совсем худо?

– Да, у него приключился ужасный приступ. Я усадила пациента в большое кресло и поддерживала в согнутом положении, пока спазм не прошел. Он попросил свое лекарство, и я принесла его. Нет, не капли, это был амилнитрит, его нюхают. Потом я позвонила и послала служанку за бренди.

– Вы уверены, что, кроме амилнитрита, у него ничего при себе не было?

– Совершенно уверена, больше ничего. Леди Дормер делали инъекции стрихнина для поддержания сердечной деятельности, кроме того, мы применяли кислород. Но, разумеется, мы не стали бы давать ничего из этого ее брату.

Сиделка улыбнулась снисходительной улыбкой человека, знающего свое дело.

– Итак, вы говорите, что леди Дормер пользовали то одним, то другим средством. Не было ли в пределах досягаемости генерала Фентимана каких-либо лекарств, которые он мог бы принять по ошибке?

– Разумеется, нет.

– Ни капель, ни таблеток, ничего в этом роде?

– Нет, конечно. Все лекарства хранились в моей комнате.

– Ни на столике у изголовья