в лучший мир родители. За ними соседи. А там и к самому Семенычу старость в дом постучалась. Обострились хвори. А пуще всего давило отставного мичмана одиночество. Теперь, чтобы с пяток минут за жизнь поговорить, приходилось за три версты топать. А на негнущихся ногах особенно не растопаешься. Так что сократились визиты до минимума.

— Тебе больше двигаться надо, — волновалась в телефонную трубку далекая дочь. — И в поликлинике курс лечения пройти — физиопроцедуры, массаж, укольчики. На одних мазях долго не продержишься.

А чего Семенычу продерживаться? Да еще долго. Все интересное в его жизни давно кончилось. Осталась только старая Дуська да хата. Была еще псина, да и та померла все от той же старости.

Разве что внуки…

Но и им не до старика. Уткнутся в свои гаджеты, только и делают перерыв, что на обед. Порой и об ужине забывают. Пробовал Семеныч пацанят урезонивать, забавами да присмаками деревенскими соблазнять, а толку:

— Да че ты суетишься, дед? — отмахивался от заманчивых предложений Ромка. — У нас в планшетах целая жизнь. Чудеса на каждом шагу: хочешь — викингом будешь, а хочешь — маршалом бронетанковых войск.

— Да он завидует! — усмехался, не отрываясь от своей игрушки, Влад.

— Очень надо, — обиделся дед.

— А хочешь, мы и тебя научим? — загорелся Ромка. — Купим тебе бэушный какой нетбук, научим в «симулятор боя» играть.

— Симулятор боя? — удивился Семеныч. — Разве такие бывают? По опыту знаю, что симулировать в бою мало кому удавалось. Так что завязывайте вы, кхм, с этими симуляторами. Лично я только про стимуляторы слышал. И сам принимал на грудь, кхм, ну в общем…

Он смутился, вспоминая о боевых ста граммах, выдаваемых команде перед учебными маневрами. Пожалуй, рановато детям о подобных вещах знать. Или совсем не нужно. Вряд ли Ромка с Владиком свою жизнь с армией свяжут. А срочникам стимуляторы не выдают.

Семеныч вздохнул. Ему бы сейчас стимулятор не помешал. Дорожки два дня не метены, забор покосился, половики с выходных в сенях выбивалки дожидаются. Дуся опять же капризничает.

И ведь стимуляторы у него имеются. В свободном доступе. Только буфетную дверцу открыть. Но что-то не тянуло старика в последнее время на спиртное. Желудок побаливал. Давление галопом по Азиям-Европам поскакивало. Если только на праздник. Хотя и по праздникам одному не пилось.

Да и воевать теперь не с кем было. Чего уж тут стимулировать. Выведет Семенычсвою Дуську из коровника. Прогуляет ее до речки и обратно. Раз утром. Раз под вечер. Какая-никакая, а гимнастика. И ему хорошо, и Дуське приятно. Ей в темном сарае вообще невесело. Дважды в день наведается хозяин, сена принесет, воды ведро. Раньше хоть доилась, а теперь — скука скучная.

Бабки-соседки давно советовали Семенычу сдать Дуську на мясокомбинат. А он ни в какую:

— Да она мне вместо подруги боевой осталась, елки-березки-осиновы пеньки! Какой тут мясокомбинат? Это ж настоящее предательство получается! Нет уж, будем вместе до конца. А там как Бог даст.

Так и жили вдвоем. От утренней прогулки до вечерней. Кому интересно — старый старик вместе со старой коровой доживал свою старую жизнь. Обычная история.

Вот и в тот серый февральский день дошли они до развилки, где крест стоял. Постояли немного. На реку поглядели. Потом домой повернули.

Семеныч решил деревню кругом обойти, по бережку — все-таки разнообразие. Дуська перечить не стала. Миновали место, где когда-то стоял клуб. Семеныч вспомнил старые времена, киносеансы вечерние, танцы, свадьбы. Поделился. Дуська шумно вздыхала о чем-то своем, грея хозяина теплым округлым боком.

Заглянули в заброшенный двор старой школы. Прежде чисто выкошенный, он зарос бурьяном и кустарником, дверь сараюшки, где хранились дрова, поскрипывала, качаясь на одной петле.

— Непорядок, — покачал головой Семеныч, — прикрыть бы надо. Мой бы директор голову снес за такое безобразие. Эх, Михал Михалыч, некому больше здесь командовать. Разве что нам с Дуськой.

Плюнул в снег, переступил остатки забора, пошел дверь прикрывать. И прикрыл почти. Но услышал непонятный писк. Заглянул. Сперва не увидел ничего в темноте. Потом различил грязно-белое пятно в углу.

— Эй ты там, живой, что ли?

Дуська нетерпеливо замычала, поводив головой из стороны в сторону. Растерянно пожевала веревку. Недоумевала, куда подевался поводырь? Промычала еще раз. Мало того, что без толку зимой туда-сюда водит, так еще и в прятки играет, старый дурень!

Ткнулась носом в замшелый липовый ствол, пробуя на вкус яркий зеленый мох. Фыркнула недовольно — жуть как невкусно. Закусила торчащей из-под снега былинкой. Шумно вздохнула, намекая на свое нетерпение.

Из сараюшки показался растерянный хозяин. Шапка набок съехала, рукавицы из кармана торчат. Хромает больше обычного. И идет как-то несуразно. Вроде бы боком. Корова повела носом: псиной, никак, пахнет. Да откуда бы?

Бывали у Семеныча собаки, — как не бывать. Последнюю Муськой звали. Тогда они втроем прогуливались. И сам Семеныч поживее был, ходил по деревне вприпрыжку, шутил с бабками:

— Вы все холостякуете, девоньки, а я вот гаремом обзавелся — Дуськой да Муськой. По всему выходит — султан.

— Ты б и нас в свой гарем прописал, — хихикали соседки. — Али жилплощадь не позволяет?

— Совесть не позволяет. Не потяну больше двух, с этими-то еле управляюсь. Ну пошли, что ли, девоньки-припевоньки?

И они шли дальше. Пестрой смешной троицей: серый, выцветший от времени и непогоды флотский бушлат на тонких кривых ножках, рыже-белый пятнистый коровий зад и желтоватый пушистый Муськин хвост, за которым скрывалась сама Муська.

Не стало Муськи прошлым летом. То ли куриного варева объелась, то ли болезнь забрала. Семеныч погоревал малость, да и закопал подружку в старом панском парке. Рядом молодую грушку посадил. На память:

— Муська у нас добрая была. Ласковая. Значит, будут внукам груши сладкие. Доброе существо после себя только добро оставляет. А мы с тобой, Дуська, теперь вдвоем век доживать будем. Сладкая парочка!

Знакомые предлагали Муське замену — мало ли щенят на деревне. Но Семеныч щенка не принял:

— Не судьба мне еще одну животину в последний путь проводить, самому недолго осталось. А возьми — тут тебе лишние переживания: куда деваться сиротинке, когда хозяин Богу душу отдаст? Мы уж как-нибудь с Дусей на пару век провекуем. Недолго уж осталось.

Он будто чувствовал приближающийся конец. Деньжат подсобрал на поминки. Завещание оформил. С председателем агрокомбината о Дуськиной судьбе договорился.

А ведь не старый еще — семьдесят семь недавно стукнуло.

— Да кому сколько отписано по Земле ходить, — разводил он руками в ответ на молчаливые коровьи сомнения. — Моя война кончилась, а без боя жизнь потеряла