Он смотрит на свою руку так, будто я ее осквернила. Я замечаю, как чудовищно бьется жилка на его шее.

– Благодарю, но я должен ехать, – отвечает он без эмоций.

– Если у вас нет других дел в Рьене, то всего вам доброго, – говорю доброжелательно.

Магистр слегка качает головой, и я внимательно его слушаю. Но то, что он говорит, выбивает меня из колеи:

– Я попрошу вас об одном лишь, ваше высочество, – он разглядывает перебинтованную руку: – быть осторожной. Очень легко нарушить баланс, выстроенный в этом мире. Орен будет защищать его от лишних, чересчур прогрессивных знаний. Воздержитесь от изобретения того, что может быть здесь чуждо. Этот мир не нуждается ни в электричестве, ни в атомной бомбе.

Моя реакция вызывает лишь легкую зловещую и совершенно ледяную улыбку на его губах.

Он проходит мимо и направляется к дверям, а я ошарашенно оборачиваюсь, глядя, как он уходит. Ниточка, которая связывает меня с моим миром, будто обрывается.

Хочется узнать подробности. В мыслях я уже бегу за магистром, разворачиваю его и требую объяснений, но голос герцога Бреаза вынуждает меня очнуться.

– Чокнутый, – усмехается он, передергивая плечами, будто сбрасывая с себя оцепенение. – О чем он здесь, вообще, распинался? Электричество? Что это?

Пожимаю плечами и смотрю на Элизабет. Взгляд у нее страшно стеклянный. Она смаргивает, будто пытаясь придать лицу прежнюю беззаботность.

– Магистр обладает всеми дарами богов, – лишь произносит она. – Знания, красота и сила.

– С красотой я бы поспорил, леди Голлен, – разнузданно улыбается Алан. – Я нахожу себя гораздо привлекательнее, – и он поигрывает бровями. – Правда, ваше высочество?

Я вздыхаю.

Кажется, мне нужно осмыслить то, что произошло. Но теперь я знаю, что у меня есть козырь в рукаве.

Глава 28

Если в этот средневековый мир есть вход, то, возможно, есть и выход. Где та кроличья нора, в которую я могу провалиться? Или смерть – это единственный путь к спасению?

Если так, воспользуюсь им как-нибудь в другой раз. А сейчас я лучше с головой уйду в работу. Она всегда выручала, отгораживала от мира, наполняла особым смыслом.

Может, поэтому я всегда была одиночкой…

Почему-то эти мысли сейчас наиболее ранят. В самый неподходящий момент, когда я занята тем, что пытаюсь сделать прототип лицевой маски для подачи и дозировки эфира. Но мысли путаются, и я не могу сосредоточиться – бросаю все, откидываюсь навзничь на кровать и смотрю в потолок.

У меня еще много дел. Я могу помочь стольким людям…

… но не могу себе.

После разговора с магистром Ордена его императорское величество, разумеется, хотел меня видеть. Когда Реиган допрашивал меня – сухо, спокойно и сдержанно – я не скрыла от него ни единого факт: ни то, что Нейтан понял, кто я; ни то, что магистр знает о перемещениях между мирами. А потом я попросила у мужа книгу по теологии и прочитала ее от корки до корки. В отсутствии интернета, всеобщей цифровизации и глобализации меня особенно удручало отсутствие информации, «Википедии», или банальных поисковиков. «О'кей, гугл, как выжить в этом проклятом мире?»

Но все осложнилось еще сильнее, когда Элизабет, вошедшая ко мне в комнату и заставшая меня на кровати в позе «снежного ангела», сказала, что лорд Мале срочно требует меня к императору.

И вот я вхожу в покои его величества и обнаруживаю его сидящим в кресле, и под его взглядом, который он отрывает от бумаг, лежащих на низком столике, ощущаю себя грешницей, сорвавшейся в котел с кипятком. Гляжу на загипсованную ногу Уилберга и недовольно хмурюсь.

Мало кто знает, но до начала применения гипса, переломы сращивали, используя деревянный лубок. Потом пробовали крахмал и даже гуттаперчу, и только после – гипс. Я решила, что благополучно миную все стадии, поэтому коллеги из Тинского университета объездили все мастерские столицы, отбирая у скульпторов и художников гипс. Наверно, все было именно так. Впрочем, откуда они привезли гипс мне доподлинно неизвестно. Я попросту подготовила раствор, пропитала им полотно и поэкспериментировала на гвардейцах. Когда раствор был доработан, и я была уверена в его поистине чудотворных свойствах, я наложила гипс на голень императора. Это было через два дня после самого перелома, и, как потом обмолвился капитан Эрт, загнали ни одну лошадь, чтобы доставить гипс к постели больного так быстро.

А теперь прошло уже около месяца.

Что ж, плохие новости, Виннер.

– Добрый вечер, – говорю я доброжелательно, игнорируя бешено колотящееся сердце и тот факт, что его величество встал и перемещается по комнате без моего ведома.

Судя по влажным волосам, он пожелал немного освежиться. Замечаю, что его сорочка не застегнута, а на груди нет фиксирующей повязки.

– Вы еще не до конца здоровы, – продолжаю менторским тоном, но никаких границ не перехожу, – несмотря на то, что на вас все поразительно быстро заживает, – «как на собаке», – я бы рекомендовала вам постельный режим.

– Через два дня мы возвращаемся в Вельсвен.

Я вздыхаю, чувствуя, как внутри все обрывается.

Приехали.

Нам, определенно, нужен семейный психолог. Впрочем, если бы он и существовал здесь, то практиковался бы исключительно на заточении неугодных жен в монастыри или отсечении головы, а мне не подходят эти методы терапии. Особенно, последний.

Я не знаю, что сказать. Возможно, если бы я была не такой упрямой, прямолинейной и гордой, я пустила бы в ход слезы или женское очарование. Возможно, Реиган этого ждал. Но я кипячусь, склоняюсь в реверансе и цежу сквозь зубы:

– Как вам угодно, ваше величество.

В моей голове проносится чудовищная мысль – объявить прямо на коронации, что я бездетна и требую немедленного развода. Но тотчас моя более рассудительная сторона берет вверх – это не выход. Пока Уилберг не проявлял агрессии к чужой душе, занявшей тело его жены, но один неверный шаг, и мой муж снова превратиться в чудовище. Он умеет смирять, я это знаю.

Я вспоминаю слова магистра и усмехаюсь. Есть кое-что, что я могла бы обменять на свободу, но использовать эти знания было бы преступлением. «Господь создал людей, а полковник Кольт сделал их равными» – не то, во что я верю. Любое прогрессивное оружие заставит этот враждующий мир балансировать на грани, отнимет столько жизней, что моя покажется лишь каплей в море.

Реиган не