— А зачем мне такая постоялица, от которой одна морока? — Подтекстом звучало другое: чем быстрее прихлопнут, тем лучше.

Словно не услышав ее слов и не видя приоткрытую дверь, Римма приблизилась к девушке:

— Хватит, Настя, не будем с тобой ссориться! Давай пакет, что ты его держишь в руках? Я ведь знаю, почему ты меня так встречаешь. Но твои опасения беспочвенны. Не нужен мне твой Иван. Спасибо, конечно, ему, что он посещал меня в больнице, но это только его желание. И на этом закончим. Будем считать, что отношения выяснили.

Что бы Римма ни говорила о Млещенко, Настя не верила ей, а чтобы все-таки заставить ее убраться, она объявила:

— Тебя искали везде, входили точно так же, как ты! — Настя не стала говорить, где конкретно искали. Если у Риммы есть голова на плечах — поймет без лишних объяснений.

— Вот и хорошо — значит, второй раз уже не придут! — Римма взяла из рук Насти пакет с продуктами и неторопливо понесла в кухню.

— Заблуждаешься. Обещали еще прийти! — Настя неохотно прикрыла дверь. — Наверно, многим ты перешла дорожку.

Из кухни, выкладывая продукты из пакета на стол, Римма отозвалась:

— Да успокойся ты наконец! Тебе дорожку я не переходила!

Все еще стоя в прихожей у входной двери, Настя настороженно с раздражением выбросила хлесткий вопрос, словно ударила наотмашь:

— Зачем ты врача убила?

— Я не убивала никого. — Римма прекратила выкладывать из пакета продукты, повернула голову к двери, сквозь дверной проем глянула на Настю, и на лице огнем загорелись глаза.

Увидав какое-то новое лицо Риммы, Настя поразилась, но по-прежнему не поверила ей. Именно Римму подозревала она и в убийстве врача, и в покушении на Ивана, просто потому, что, по ее мнению, больше было некому.

— Глупо, глупо, — поняла ее Римма, — глупо меня подозревать. — Она покачала головой. — Я сама боюсь, чтобы меня не убили.

— Тогда иди в полицию! — мелькнула спасительная мысль у Насти. — Они помогут тебе. А я не полиция, помочь не могу!

— Может быть, я бы и пошла, — тихо опустилась на стул Римма и на минуту грустно задумалась, — но я не знаю, кто хочет меня убить.

В груди у Насти бурлило. Нет, вы только посмотрите на эту красавицу! Она уже оккупировала кухню, расселась здесь, как желанная гостья, слезу, видите ли, пускает, чтобы ее пожалели! Возмущение в Насте разрасталось. Но не затевать же драку, чтобы выставить Римму за дверь. Если бы ее таким манером где-то приняли и откровенно выставляли вон, она бы убралась немедленно. А этой, видимо, нужен особый пинок. Значит, грешок за нею водится серьезный, раз не к кому прибиться больше. Видимо, весьма серьезный. Но ведь не ждала же она, что Настя примет ее по-дружески с распростертыми объятьями. По сути, они вообще незнакомы. Находясь в замешательстве, Настя не могла найти решение, как добиться своего. Римма хоть и убеждала девушку, что она не соперница ей, но Настя-то хорошо знала, что это не так. Даже если Римма действительно была равнодушна к Ивану, то он, к сожалению, не был равнодушен к ней. Стало быть, она все равно стояла между нею и Иваном. Вот если бы ее не было вовсе, тогда было бы совсем другое дело. Ах, как Насте сейчас хотелось, чтобы в дверях возник косолапый бандит! Разговор между ними никак не клеился. Следя за движениями Риммы, девушка не понимала, что могло понравиться Ивану в ней. На взгляд Насти, ничего особенного в Дригорович не было. Красивая, конечно, но и про себя Настя не могла подумать иначе, она тоже была красивая и хорошо знала это. И не только она, но и Иван тоже ведал. И знали все, кто смотрел на нее, потому что не признавать очевидное было бы нелепо. А между тем Иван почему-то метался между ними двумя, и выбор его был явно в пользу Риммы. Что же в ней было такого, что нравилось Ивану больше? Обыкновенное женское любопытство разъедало девушку. Загадочное исчезновение Дригорович из больницы было странным. И проникновение в эту квартиру сейчас тоже было странным. И просьба спрятаться у нее была ненормальной. Все обескураживало Настю. Неужели Дригорович надеется, что Настя станет скрывать ее у себя? Да ни за что не станет! Сдаст немедленно. Возмущение девушки было у нее на лице, и Римма миролюбиво, но вместе с тем бесстрастно сказала:

— Я обо всем тебе расскажу, просто все так нелепо произошло в тот момент, что я до сих пор никак не могу прийти в себя. Надо же было случиться такому, чтобы именно в тот вечер или в ту ночь умер Ганилевский!

— Он не просто умер, его убили, — поправила девушка.

— Да, да. К моему сожалению. Потому что многие — не только ты, я думаю, — решили, что это сделала я. Этого и боюсь. — Римма долгим взглядом посмотрела на Настю. — И полиция тоже наверняка подозревает меня.

Оторвавшись от входной двери, девушка решительно прошла в кухню, к столу, на котором Дригорович разложила продукты:

— Я не знаю, кого подозревает полиция, но тебя разыскивает явно не полиция! — Настя села на стул против Риммы.

На некоторое время установилась тишина. Казалось, ни у одной из них сейчас не было никаких мыслей в голове. А возможно, наоборот, мысли захлестывали, бороздили извилины мозга, и трудно было выхватить одну из них из общего потока.

— Я так устала за последние дни, — наконец, произнесла Дригорович, — и я голодная сейчас. Давай поужинаем. Дай мне немного отдохнуть, а потом я отвечу на все твои вопросы! — Она подхватилась с места и шагнула к подвесному шкафчику с посудой. Открыла дверцу, потянулась за тарелками.

Молча наблюдая, как Римма хозяйничала у нее в кухне, Настя недовольно хмурилась.

Очнувшись, Ольга не сразу взяла в толк, что лежит на полу. В комнате никого не было. Сколько пролежала в таком положении, она не знала, но, вероятно, немало, потому что на теле уже образовались синяки, и кровь на ссадинах запеклась. Оторвав голову от пола, она приподнялась, чувствуя боль во всем теле. Делала все медленно и долго. Продвинулась ближе к дивану и с трудом забралась на него. Не сомневалась в том, что сделала правильно, отказавшись помочь Дарье. Сейчас ей физически очень больно, но в душе покой. Воровка должна понять, что без гипноза она ничтожна, не способна сломить ее волю. Мозг медленно приходил в порядок. Окинув свое тело в ссадинах, Ольга провела по нему ладонями. Оно саднило. Словно продолжало чувствовать на себе ногти Дарьи, впившиеся под кожу. Утешением было одно: что под ее ногтями была кожа Дарьи, что на теле воровки остались от ее ногтей такие же отметины. За приоткрытой дверью не слышалось ни звука, как будто там никого не было. Прижавшись спиной к спинке дивана, Ольга раскинула руки. И обнаружила, как пальцы коснулись чего-то твердого. Неосознанно пошевелила ими, нащупывая телефон. Даже не поверила себе. Схватила, поднесла к глазам. Мгновенно забыла о боли. Мозг заработал, как часы. В висках застучало. Опасалась, что в комнату кто-нибудь войдет и отнимет телефон, Ольга заспешила. Лихорадочно набрала номер Глеба. Сидя в кабинете за рабочим столом, Корозов посмотрел на дисплей зазвонившего телефона, лежавшего на столешнице сбоку. Увидал номер похитительницы. Не беря в руки, включил громкую связь и услышал шепот. Моментально узнал его. Он узнал бы его из тысячи шепотов. Глеба подкинуло с места. Схватив телефон в руки, вперился в него, как будто увидал глаза жены.