вы, Павел, стать нашим автором? Денег, говорю, много не обещаю, но книжечка будет, детки прочитают. Что ж вы в стол-то пишете? И он согласился! – Ленка, поначалу говорившая медленно и неохотно, разгорячилась так, что Кате пришлось попросить ее успокоиться, чтоб не разбудить Ташу. – Я громко, да? Ну, извини, ты ж меня знаешь. Короче, договор с ним подписала и стала художника искать. Те, с кем мы раньше сотрудничали, никак не годились: мне милота нужна, а наши все скучные и не столько художники, сколько дизайнеры. Поспрашивала у знакомых. Мне и посоветовали… Кать, я дура, я тупая корова! – Ленка, кажется, готова была завыть.

– Лен, ну перестань уже! Хватит себя проклинать. Что художник-то, объясни толком! Не сделал работу? Сделал не так?

– Не так?! Да я тебе сейчас покажу! – Ленка вскочила, с газельей прытью сгоняла в прихожую и принесла пакет, из которого вытрясла на диван целую стопку альбомных листов. – Кать, мы все обговорили: и стиль, и сроки! А он пропал! Я звоню – он трубку не берет! Я звоню – он снова не берет! А сегодня после работы поехала к нему домой, полчаса в дверь звонила, потому что соседи сказали, что он точно там. В общем, открыл он. Пьяный в дымину. И пьет, похоже, не первый день. Но рисунки отдал. Вот, смотри.

Катя взяла в руки верхний лист, перевернула, посмотрела на него пару секунд и прыснула, а затем и расхохоталась во весь голос:

– Это что, Лен? Что это?!

– Во-от! И я говорю этому уроду алкоголистическому: что это, блин? А он мне: это говорит, рыба. Кать, это – рыба! С зубами в три ряда и культяпками вместо плавников! А тот, которого этот крокодил недоношенный за лапу кусает, знаешь, кто? Зайчик!

– Зайчик?! – Катя взвизгнула и согнулась от смеха. – У него… у него клык… клыки из пасти торчат!

– Ага, и глаза как у Дракулы! А вот еще. – Ленка пошерудила ворох и достала еще один листок. – Это березки и грибочки. Это – грибочки, Кать! Мечта Кастанеды, блин! И еще есть! Он задание-то выполнил, Кать. Велено было пятнадцать разворотов – он пятнадцать и нарисовал. Все тут! – Ленка один за другим доставала рисунки и подбрасывала их вверх. – Волк-дегенерат! Медведь-эксгибиционист! Лиса-шалава!

Отсмеявшись, Катя утерла слезы и спросила Ленку абсолютно серьезно:

– Как тебя угораздило-то? Связаться с таким э-э-э… человеком?

Ленка, уставшая бегать по комнате, присела за стоящий у окна обеденный стол, сдвинув в сторону карандаши и альбом (его Катя успела закрыть до того, как Ленка зашла в комнату):

– Таша рисовала? Вот дите у тебя золотое, не то что мои обалдуи. А про урода этого… Мне его посоветовали. Уже неважно, кто. Сказали, что член Союза художников, заслуженный человек и профи, может что угодно нарисовать. Сказали, что трудная судьба, что давно заказов не было, а старые картины не покупают. Что надо человеку помочь. Но я ж не лох какой-нибудь, Кать! Я с ним встречалась, разговаривала. Пришел в костюме, с галстуком. И то и другое не новое, конечно, но чистое. И сам весь такой… представительный. Борода, шевелюра. Пальцы на руках в полтора раза длиннее, чем у меня. Запускает лапищу свою в волосы, челку назад откидывает и басит: «Елена, не извольте беспокоиться, все будет в лучшем виде. В стиле Сутеева, говорите? Будет вам Сутеев!» Кать, – Ленка горестно вздохнула, – что делать-то? Я уже и с типографией договорилась, даже в книжные удочку закинула насчет размещения. А тебе хотела сюрприз сделать. Вот и сделала.

Вид у Ленки был жалкий, она даже как-то похудела от расстройства. Катя посмотрела на подругу с сочувствием, но тут же хихикнула, кинув взгляд на рыбу и зайчика:

– Лен, извини, не могу на это без смеха смотреть. Но проблему надо решать, конечно. А помнишь, с нами одно время сотрудничала… не помню, как ее звали… Девушка, которая рисовала для нас календарь с обезьянками. Таня, кажется. У тебя наверняка ее телефон где-то должен быть.

– Кать, ну ты вспомни этих макак! – Ленка всплеснула руками. – Они все были какие-то… глумливые. Для взрослых – нормально, даже, можно сказать, хорошо. Но для детей вообще не годится! Я, конечно, завтра ее телефон поищу, на безрыбье и обезьянки сойдут. Но она ведь еще и копуша, каких поискать! Вспомни: мы заказали у нее рисунки в январе и только-только к осени получили. Она все что-то переделывала, перерисовывала, перфекционистка хренова. Что там чай мой? Остыл, наверное. Нальешь новый? В горле пересохло, начну сейчас хрипеть как придушенный удавом кролик. Или зайчик.

Катя, посмеиваясь, отправилась на кухню. Вернувшись, поставила на стол перед задумчиво смотрящей в окно Ленкой чашку и блюдце:

– Вот. Бог с ней, с фигурой, булку слопаешь – сразу полегчает, и голова начнет работать.

– Булка?! – Ленка восторженно ахнула, повернулась, потянулась рукой к блюдцу. – Ох, черт!

Черт, черт, черт! Катя кинула на стол висевшую на стуле шаль: ветер вчера шарашил прямо в окно, и она укутала плечи, пока сидела тут вечером, разложив перед собой карандаши, фломастеры, набор пастели. И альбом. Что с альбомом?! Цел, слава богу! Большая часть чая впиталась в скатерть, немного пролилось на Ленкины колени и Катины ступни, остатки промокнули шалью.

Пока они суетились, пока все убирали, Катя то и дело смотрела на альбом и даже один раз почти произнесла «хочу тебе предложить», но остановила себя. Разве это правильно: вот так, с бухты-барахты? Только поставит в глупое положение и себя, и Ленку. Ей наверняка не понравится, сказать об этом впрямую она не решится, будет юлить и даже, возможно, похвалит. И это встанет между ними стеной, если не каменной, то стеклянной. Или будет похоже на тоненькую пищевую пленку, в которую Катя заворачивает Таше бутерброды. На первый взгляд все вроде по-прежнему: видно, слышно, даже дотронуться можно. Но не так, как раньше, совсем не так.

– У тебя сильно брюки намокли? – Катя потрогала рукой Ленкину ногу. – Надо, наверное, феном посушить. Снимай.

– Да ну их, брюки эти дурацкие! Я на машине, доеду мокрая. – Голос у Ленки был усталым и расстроенным. – Надо домой. Ты подумай еще про художника, ладно? Может, в интернете пошарить? Может, какие-то есть сайты, где они предлагают свои услуги. Или к конкурентам сходить, посмотреть, кто им детские книжки иллюстрирует. Только наверняка всех приличных расхватали давно, как думаешь? И сто́ят они, наверное, как крыло от самолета. Или заняты, а у нас сроки жмут как трусы меньше на пять размеров. Ну чего ты ржешь-то опять, балда? Эх. – Ленка махнула рукой, скорчила рожу,