«И вообще, Лен, ты же знаешь, это бывает не так, – продолжала Катя беззвучный разговор с подругой, сидя дома за столом и прорисовывая перышки взъерошенному воробью. – Ты сама сколько раз мне рассказывала, как познакомилась со своим Игоряшей. Как ты шла вся в зеленом, и плащ твой развевался, и волосы на ветру. Ты была веселая в тот день, а когда ты веселая, то всем вокруг хорошо. И как тебя нагнал мужчина и сказал: девушка, я за вами иду уже десять минут! Простите, но я не мог иначе. Я хочу пригласить вас на свидание, всего одно. А потом вы сами решите, стоит ли продолжать. Вдруг наша встреча – это судьба?.. Так, крылышко еще подрисовать. И обложку доделать, я там кое-что хотела поправить. Таша скоро вернется, нужно на ужин что-то сообразить. Спасибо, предупредила, что задержится. Вредная стала. Шестнадцать лет. С ума сойти – моей дочери шестнадцать лет! В нее наверняка уже кто-то влюблен. А может, и она. Но ничего же не рассказывает. С другой стороны, разве я с мамой откровенничала? Я и с Ленкой не очень-то, даже сейчас. И сама не понимаю, почему. Мне стыдно? Страшно? Мне, взрослой, почти сорокалетней, почти не верящей в Ленкину киношную историю, неловко рассказать, что до сих не выбросила из головы мысли о пресловутом «женском счастье», придуманном авторами женских романов и плохо проклеенных брошюрок «Как найти свою любовь». Принц на белом коне. Принц. Н-да».

Но пыталась ведь. Искала, идиотка. Не принца, просто человека, с которым не страшно. Шесть лет назад зачем-то зарегистрировалась в «Одноклассниках». По вечерам (нечасто, пару раз в неделю) листала ленту с картинками, то смешными, то туповатыми, смотрела ролики с толстопопыми щенками, выстраивала по три в ряд цветочки и ягодки. На ее фотографию, самую обычную, паспортную, но вышедшую на удивление удачной, стали слетаться лысеющие кавалеры. Сначала она принимала в друзья всех, потом всех поудаляла, утомившись от неумелых или слишком цветистых комплиментов и навязчивых попыток поговорить об интимном.

Однажды написал бывший одноклассник, самый настоящий, с которым проучилась с первого по десятый, но никогда толком не знала. «Анатолий Круглов, 31 год, Москва» оказался мордастеньким, но довольно симпатичным парнем. Начал писать личные сообщения, поначалу безобидные и милые: «А помнишь историчку нашу? Забавная тетка была, да? Шутила про исторических персонажей как про своих знакомых. А я помню, какая ты была в начальной школе: круглые щеки, косички с бантами. Похожа на девочку из фильма «Подкидыш». Ну, там, где «Муля, не нервируй меня!». И хохочущий смайлик.

Разговоры на тему «может, встретимся?» начались примерно через месяц после начала плотного общения. Они перемежались жалобами на одиночество и рассуждениями о Катиной красоте и вменяемости («я прямо чувствую, что ты не похожа на большинство, ты нежная, тонкая, понимающая»). Катя благодарила за комплименты, почти искренне сочувствовала и в конце концов оказалась в одном шаге от того, чтоб выпить с Толей кофе (для начала). Но заболела Таша, случился конец квартала. И ее выше головы завалило бумагами, да и на губе выскочила простуда… После очередных ее извинений и обещаний Круглов пропал на пару дней, а вернувшись, вывалил на Катю тонну грязи – с опечатками, многочисленными крюками вопросительных знаков и кольями восклицательных. «Самая умная, да??? Думаешь, можешь безнаказанно крутить динаму??? Ты еще в школе была высокомерной сукой!!! Я помню, как ты…» И так далее и так далее – распаляясь к концу до полного неприличия и животной злобы. Катя выпила зловонную чашу до дна, до последнего слова, трясущимися руками закрыла вкладку соцсети, выключила компьютер, но тут же включила снова и, все время тыкаясь не туда, удалила из друзей всех мужчин. Хотела ликвидировать и собственный аккаунт, но не сумела и просто закрыла его от посторонних глаз.

В соцсети она не совалась еще пару лет, потом недолго обживала площадку «ВКонтакте», но друзей там не завела, только собрала огромный плейлист – негромкий, успокоительный, почти медитативный. Хотя слушала его нечасто: Таша росла, работы все прибавлялось, времени не хватало. В Фейсбуке Катя, уже наученная, не знакомилась с незнакомыми, читала посты киноведов и знатоков искусства, была подписана на паблики о живописи, психологии, воспитании. Однажды решилась разместить на своей странице фото разворота нарисованной ею книги, получила от немногочисленных френдов лайки и восторженные отзывы и с тех пор публиковала рисунки регулярно: и книжные, и те, что рождались сами, без всяких заказов.

Одной из самых преданных ее поклонниц стала Раиса, бывшая бухгалтер Ленкиной фирмы. Она вышла на пенсию еще до того, как Катя начала рисовать, и преображение девочки, отвечающей за все, вплоть до наличия в офисном туалете бумаги и полотенец, в настоящего художника стало для Раисы чем-то вроде сказки про Золушку. «Катя, дорогая, это гениально! Катюша, невероятный рисунок! Я и представить не могла, что ты такой талант!» – виртуальные поглаживания бывшей коллеги стали настолько привычны, что Катя без колебаний приняла ее приглашение в гости, на торжество в честь годовщины Раисиной свадьбы. Жила бывшая коллега далеко, Катя немного опоздала, но была встречена хозяевами с восторгом и радушием.

По части умения готовить и кормить Раечка (она попросила отныне называть ее только так) оказалась сестрой-близнецом тети Люси, и Кате стоило большого труда не обожраться до икоты. Вино было сладким, компания – веселой, хоть и разношерстной: немногочисленные родственники, подруги Раечки, друзья и коллеги Раечкиного мужа – высокого, голенастого и седоватого Коленьки.

Их все так и звали: Раечка и Коленька. Сорок лет вместе, обоим за шестьдесят, детей, похоже, не случилось. «Коленька! Раечка! Мы так вас любим, так вами гордимся, какие вы молодцы! Счастья вам на столько, столько и еще полстолько!» – рыжая кудрявая дама, похожая на налитый сахарным сиропом воздушный шар, говорила один тост за другим. Понукаемые ею гости выпили за счастливую пару раз, и другой, и третий, после чего кто-то возопил сиплым контральто: «Танцы! А танцы будут? Я хочу танцевать!»

Он, конечно, подошел – тот парень, который смотрел на нее с самого начала: высокий, светловолосый, в синих джинсах и рубашке, расстегнутой на пару пуговиц больше, чем стоило бы. Но ему это шло: и распахнутый ворот цвета линялого из-за жары неба, и узкие джинсы, и светлые волосы, будто выгоревшие на солнце. Может, потому что он был молодой, очень-очень молодой, родившийся намного позже всех присутствующих, в том числе и Кати.

«Лет на пять младше? На десять? Да нет, не может быть. Если на десять, то зачем ему я? А мне зачем? Я что, такая старая, что уже стала западать?..» – додумать Катя не