Катя смотрела на Ленку с улыбкой, но ничего не отвечала. Смысл? Говорено-переговорено. Даже с братом своим пыталась свести. Давно уже, Таше лет двенадцать было, кажется. Нудела-нудела, дыру в Катиной голове прогрызла, пришлось согласиться на одно свидание, просто чтоб подруга отстала. Они сто лет не виделись, но Сергей пришел с тем же безнадежным видом, что и Катя; мялся и маялся до тех пор, пока не начал рассказывать о своей работе. Оказалось, до спортивных вершин он так и не добрался, зато открыл в себе тренерский талант и теперь работал с детьми. О своих воспитанниках рассказывал с такой теплотой и юмором, что Катя на секунду позавидовала женщине, которая рано или поздно «захомутает» (по Ленкиному выражению) этого большого и доброго парня.

– Сереж, – Катя устала смотреть на мучения несостоявшегося кавалера, – я тут только из-за Ленки, а точнее, из-за ее настойчивости. Мне кажется, с тобой такая же история.

– Точно! – Сергей обрадовался так явно и так искренне, что Катя на долю секунды почувствовала себя оскорбленной, но тут же умилилась. – Сеструха моя такая, может мертвого уговорить выпить на собственных похоронах, скажи? Ты не подумай, ты красивая и вообще, но…

– Ты тоже красивый и вообще. – Катя улыбнулась.

– Да ладно! – Сергей замахал руками. – Я красивый? Здоровый – это да. Но я считаю, мужику красота особо не нужна. Главное – надежность, скажи? Чтоб если пообещал, то сделал. Я почему еще согласился встретиться с тобой? Я посоветоваться хотел. Ты моих – и Ленку, и мать – давно знаешь; может, подскажешь, как мне быть?

Выслушав рассказ Сергея, Катя решила, что проблема не стоит выеденного яйца, но он был всерьез обеспокоен, если не сказать испуган:

– В общем, у меня девушка есть, уже несколько лет встречаемся. Подходит мне на все сто, как будто под меня сделали. Мы вообще ни разу не поссорились за это время, это ведь что-нибудь значит, скажи? В общем, жениться хочу. Но как своим сказать, не знаю. Потому что, – он понизил голос и произнес, будто извиняясь: – Она не русская. Ну, то есть не иностранка, а наша, но не славянской национальности. Бурятка.

– Ну и что? – Катя непонимающе уставилась на смущенного Сергея.

– Они не любят таких.

– Кто? И каких «таких»?

– Непохожих, Кать! – Он будто рассердился. – Ты с Ленкой столько лет знакома, не слышала, что ли, ни разу? То она про татар гадость скажет, то про евреев, то про хохлов. А мать вообще, я даже повторять тебе не буду. Я этих разговоров с детства наслушался – и от матери, и от отца. И как тебе сказать? Ведь вроде не со зла они, но то и дело: эти жадные, эти хитрые, эти грязные. Я и сам… Ну, позволял себе, пока Настю не встретил. Она у нас в спортдиспансере медсестрой была, и я однажды пошутил при ней, Кать. Про узкоглазых. Мы тогда еще не встречались, но все равно! Ну не говно ли я, скажи?

– Ну… – Катя замялась.

– Говно. До сих пор стыдно, хотя она не обиделась тогда или просто виду не подала. Они, наверное, привыкают, да? Те, кого дразнят. Азиаты, жирные, очкарики, негры. Или как их там правильно называть – афроамериканцы, да? Потому что ты или привыкнешь, или сойдешь с ума. Или озвереешь.

Они просидели еще час, и Катя, хоть и с трудом, но убедила Сергея, что поговорить с матерью и сестрой необходимо:

– Сереж, ты же Настю свою любишь? Не отвечай, это риторический вопрос. И маму с сестрой любишь. Значит, надо попробовать договориться. Объяснить. Но, думаю, нужно быть готовым к тому, что ничего не получится. И тогда придется выбирать. И я бы тебе посоветовала обдумать выбор заранее. От кого ты откажешься, если что?

Сергей испуганно помотал головой:

– Я ни от кого не хочу! Как выбирать-то тут можно?

– Я почти уверена, что и не придется. – Катя успокоительно улыбнулась. – И даже не могу представить, что тетя Люся тебя проклянет, например. Знаешь, как в дореволюционных романах было: поди прочь, ты мне больше не сын! – Катя нахмурила брови и картинно указала рукой на дверь кафе. Но Сергей шутку не оценил. – Да ладно, чего ты? Я вообще думаю, что все эти их… нехорошие слова немножко ритуальные, что ли. Что они автоматически выскакивают, как «будь здоров», если кто-то рядом чихает. Я честно тебе говорю: я не знаю людей добрее твоей мамы. И Ленка такая же. Они тебя любят, а значит, полюбят и Настю твою. Я уверена, все будет хорошо.

На прощанье они обнялись, и Сергей пробормотал куда-то в Катину макушку:

– Спасибо тебе. Я, кстати, знаю, кого выберу, если что…

На следующий день на работе Катя услышала, как Ленка, плотно закрыв дверь кабинета, орала в телефон:

– А о матери ты подумал? Тебе кто дороже, а? Свалил, значит, из дома, гондон штопаный, и ради кого?!

С Катей она Сергея не обсуждала, не предъявляла претензий за то, что «научила брата плохому», даже ни разу не спросила, как прошло свидание. Тот день провалился за подкладку их дружбы, как три Катиных года с Валькой.

Почти два года Ленка не упоминала брата вовсе. А потом в ее речи все чаще стало проскальзывать имя Насти: виделись, общались, нормальная деваха. Еще через год-другой Сергей с женой и сыном переехали к тете Люсе, которой из-за возраста и болезней стало трудно справляться одной. И Настя в Ленкиных рассказах приобрела черты эдакой Василисы Премудрой: и добрая она, и хозяйственная, умеет измерять давление и ставить уколы: «Ну вообще не чувствуется, вообще, комар и то больнее кусает!» Оказалось, что пироги она печет не хуже свекрови и любит ту, как родную мать. Тетя Люся, со своей стороны, души не чаяла не только в невестке, но и в черноволосом скуластом Глебе, который в семейных хрониках проходил под прозвищем «Хлебушек».

«Ну вот и хорошо, вот и славно, – думала Катя, слушая вполуха, как Ленка воркует по телефону с Настей. – А то выдумали себе проблему на ровном месте, будто других нет».

Жаль только, что благодать, воцарившаяся в Ленкином семейном окружении, вызвала побочный эффект: Ленка с утроенным пылом взялась за устройство личной жизни лучшей подруги. Но Катя не верила в это допотопное сватовство: «Он отличный мужик, этот Эдик! Или Элик? Наверное, Элик, Эльдар. Нежадный, веселый. Почти не пьет. Ну честное слово, не пьет!» Не пьет – и отлично. Но не сейчас, ладно, Лен? Потом как-нибудь. На этой неделе у Таши родительское собрание. И работу я еще не закончила, а ты говорила, что в типографии уже ждут. Потом, Лен,