По пальцам отца пробежали золотистые всполохи огня. Он был очень разгневан, хоть старался и не показывать вида. Но уже не контролировал свою энергию.

— Я убежден, Генри придет, но сам по себе. Без охраны. Пообщаться. Что ж, мы встретим его подобающим образом. Дочь, пока же отмойтесь со своим хранителем. Выдыхай, всё кончено. Больше вас никто не обидит. Напомни, мальчик, как тебя зовут?..

Отец сказал это специально, ведь за время разговора я неоднократно называла Стьена по имени. Но он обратился к нему, чтобы показать, что мой хранитель — не бесправный раб, который должен помалкивать во время разговора свободных людей. Он полноценный человек. У него есть имя и право голоса.

— Стьен.

— Очень приятно, Инварр, — отец протянул ладонь, и Стьен ответил крепким рукопожатием. — Спасибо, что оберегал мою дочь всё это время. Обещаю, твои поступки мною не забудутся. Можешь идти. Дочь, останься на минутку.

За Стьеном захлопнулась дверь, и мы с отцом остались наедине. Как же мне не хватало его угрюмой молчаливости. Этой мудрости. Взгляда серо-зеленых глаз. Голоса, который дарит успокоение.

Словно маленькая девочка, я хотела оказаться в кольце рук папы и плакать, жаловаться, просить защиты.

И точно знать: пока папа рядом, ничего дурного не произойдет.

— Твой хранитель, — отец кивнул на дверь, — Стьен. Неплохой мальчик. Только кое-что не дает мне покоя. Ваша связь особенная, и она принесет вам много тягостей. Думала об этом? Задумывалась над тем, что тебе придется разделить жизнь с этим человеком, ибо другого такого ты никогда не найдешь. Ты готова на эту жертву?

— Пап, этот мужчина дорог мне не только как хранитель, — я пожала плечами. — Я обязательно расскажу тебе, что нас связывает. Но поверь: меня не испугает даже вечность, проведенная вместе.

— Непременно расскажешь, — кивнул отец, нахмурившись. — Пока же вымойся, поужинай и постарайся успокоить мать. Я отсюда слышу, как она рыдает и ломится к нам.

— Спасибо, пап.

Улыбнулась ему и отправила воздушный поцелуй, чтобы не лезть с объятиями. Хотя ещё после первого раза отцовская одежда насквозь пропахла мусорным смрадом.

— Стражников разносит в щепки, а всё такая же егоза, — отец беззлобно покачал головой. — Осталось разобраться, как быть с твоей магией. Моя дочь не должна погибнуть. Я всегда знал, что ты сильнее остальных, но никогда не осознавал реальной мощи. И вот…

Может быть, уже и не погибну.

Ведь рядом Стьен, который сдерживает. Который направляет. Который держит мою жизнь в своих ладонях.

* * *

Много позже, умытая, оттертая до красноты мочалкой, пахнущая душистым мылом, я сидела за обеденным столом и отвечала на бесчисленные вопросы Ольги. Сестренка не могла остановиться, даже когда мама строгим голосом попросила её помолчать.

Это десятилетнее рыжеволосое создание было не унять. Верткая, непоседливая, громкая. Ольга спрашивала обо всем и сразу. Крутилась на стуле, ахала в голос и повторяла: «Мамочка, ты слышала?!»

У меня пересохло в горле, а Олли всё не умолкала.

— Твоя сестра устала, — мягко осадил её отец. — Дай ей поесть по-человечески. Вы ещё успеете пообщаться. Договорились?

— Хорошо, — важно кивнула Ольга и обернулась к Стьену: — Расскажи мне, как живут настоящие рабы!

Тот сидел рядом со мной — почти вплотную, так близко, что я случайно касалась его рукой, когда тянулась к выпечке — и ответил с улыбкой, хотя я попыталась замять неудобный вопрос. Рассказал о том, что рабам приходится много работать, что они никогда не едят такой вкусной пищи и не носят таких вещей. Кстати говоря, Стьен в отцовской рубашке и брюках смотрелся очень благородно. Пусть рукава пришлось подкатать, да и папа был крупнее.

Но в целом… истинный лорд, не меньше.

Мы ужинали как нормальные люди, и такое обыкновенное действие казалось мне удивительным. Все вместе, за одним столом. Нет невольников и господ. Нет глупых ограничений. Родители могли бы отправить Стьена к слугам, но они преломили с ним хлеб. И за это я была особенно благодарна.

— Мамочка, ты слышала?! — вновь воскликнула Ольга. — А почему ты тогда кушаешь с нами, а не с рабами?!

— Олли! — Мама схватилась за голову. — Либо ты замолкаешь, либо идешь к себе в комнату.

Сестра мигом притихла, но посматривала нас с такой хитринкой во взгляде, что было понятно: ночью от меня не отвяжутся.

Если, конечно, эта ночь выдастся спокойной.

Я каждый раз вздрагивала, когда за окнами доносились голоса, а вот отец был невероятно расслаблен. Он спрашивал о Свободных землях, смеялся, когда я вспоминала про оживших мертвяков. Хмыкал в усы, слушая о магическом «звереныше» и беглом рабе по имени Вальгар, что вспоминал моего папу добрым словом.

Служанки разносили десерт — торт с малиной, густо покрытый белковым кремом, — когда в дверь постучали. Тук-тук-тук. В унисон с биением сердца. Гулко. Дробно. Оглушительно.

В столовой воцарилась гробовая тишина, и отец, обмакнув салфеткой губы, сказал:

— Думается, это ко мне. Дети, идите в кабинет, — он кивнул нам со Стьеном. — Я скоро подойду. Ирма, впусти нашего гостя.

— Ты в порядке? — спросила я Стьена, когда мы рухнули обратно за круглый стол.

Весь ужин он был каким-то скованным, будто мечтал оказаться в другом месте. Если и улыбался искренне, то только Ольге. Сидел, неестественно выпрямившись. Ложкой и вилкой управлялся с опаской. Хотя умел же!

Стьен взъерошил волосы.

— Всё нормально. Не привык просто, что ко мне обращаются… так.

За весь вечер мы едва ли обмолвились десятком слов, и сейчас я была бесконечно благодарна за минуты, проведенные наедине. Неизвестно, что будет дальше. Пока же можно дотронуться до его ладони, сплести пальцы и просто разговаривать.

Видеть этого мужчину рядом с собой. Слышать его голос.

Дышать одним воздухом.

— Так — это как? Плохо?

— Как с нормальным человеком. Мне разрешили помыться в хозяйской ванной, твой отец одолжил свои вещи. — Он коснулся рукава рубахи. — Твоя семья удивительна. Я привык, что ты другая. Но остальные…

— Прекрати. В этом доме ты — свободный человек, — отрезала я. — К тому же родители ещё не знают, что мы…

Я не успела договорить. В эту секунду порог переступил отец, следом за которым шел мрачный донельзя Генри Оуэ. Его лоб рассекала глубокая царапина, запекшаяся темной коркой.

«Неплохо приложился», — с мстительным удовлетворением отметила я, тронув себя за переносицу, которая ощутимо ныла.

Стьен разом напрягся, завидев верховного колдуна, но ладони моей не выпустил. Напротив, сжал её чуть сильнее, словно напоминая: пока мы вместе, всё будет хорошо.