Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Совсем сдурели?! – Оторопело посмотрела на задохлика, на чьей бледной коже уже проступали пятна раздражения. И не крохотные, какие были у меня, а крупные, багровые. – Вардо, немедленно раздевайтесь.
– Ося? – начал было он, но я, уже не слушая, взялась за нож. Маг отшатнулся. – Ося, положи на место! Я не хотел тебя напугать…
– Сами вы пугливый, – буркнула сердито и вспорола на нем вначале жилет, затем рубашку и ремень. На последнем действе Регген сдавленно охнул и попытался отобрать мое оружие. – Руки! – гаркнула, стягивая с него штаны. На коленях и икрах уже появились первые волдыри, на бедрах не видно, ибо задохлик вцепился в подштанники, не давая их с себя сорвать. – А теперь живо в воду!
– Ося, не стоит так реагировать…
Не слушая возражений, сама потащила мага в закуток. Дезориентированный, он не особо отпирался и не умолкал, заявляя, что больше никогда и ни за что ко мне со спины не подкрадется.
– Вначале не помрите, – вручила ему мочалку, а уходя, неплотно закрыла дверь.
Не зря оставила щелку: вначале граф еще плескался и ругался, а потом как-то странно затих. И я бы внимания не обратила, но тревожное: «У-у-у!», прозвучавшее эхом в закутке, оторвало меня от скребка и блестящего подсохшей слизью пола.
– Лобастый?! – не смея верить, вихрем ворвалась в умывальню, совмещенную с купальней. Грохнула дверью об стенку и громко позвала: – Малыш, ты где?
Ответом мне был громкий бульк из ванны с заснувшим в ней Реггеном.
После выуживания мага из водных оков, удаления скользких дорожек и паутинных занавесей я твердо решила с подкормкой больше не тянуть и закупиться сегодня же. Но еще не пришедший в себя и местами красный задохлик заявил, что никуда меня не пустит.
– Со щенком пообщаться не дали, пройтись не позволяете! – всплеснула я руками и взвела очи к потолку. – Что за жизнь пошла?
– Безопасная, – ответил Регген, поморщившись. Под водой он пробыл меньше тридцати секунд, и, хотя глаза его не покраснели, радужки налились золотом, отчего маговский взгляд стал еще более пронзительным и блестящим. – Если вспомнить, где ты закупалась в прошлые разы, можно с твердостью сказать, что тот зверь в деревеньке Тминь шел за тобой.
– Да бросьте вы! Это скорее всего тот же самый зверь, которого мы с лобастым встретили в Акри посреди переулка с чугунками. Вы тогда еще головой стукнулись раза три. Помните?
Я выжидательно посмотрела на мага.
– Нет, – ответил он, подтверждая, что ударился сильно. – Зверь не тот же самый. Того озверевшего давно скрутили и разместили в карантине.
– А вы об этом откуда знаете?
– От твоего отца и из списка. – Граф, до сих пор смирно лежащий на тюфяке, решительно сел, дабы предъявить доказательства своей правоты. Взмахнул рукой, как для вызова портала, произнес нечто невнятное и остановился. – Забыл. Я на нуле. – И двинул кулаком в крышку стола.
На его руки, словно из воздуха, упал потрепанный свиток, перевитый синей лентой.
– Список одержимых, – объяснили мне и развернули оный на середине. – Пункт тридцать восьмой, профессор Нирго Билль. – А далее, указывая на даты и стоящие напротив имени значки, задохлик назвал день получения одержимости, день озверения и час поимки. – Хм… его поймали в Ллосе, однако жалоба на одержимого поступила из городка Кием, расположенного в пятистах километров от ваших мест. Ее подала владелица цветочной лавки мадам Бурбос, неоднократно сообщавшая властям о том, что ее вот уже несколько месяцев изводят конкуренты.
– Как именно изводят?
Интерес был не праздный. Все же с торговками у меня еще не все решено.
– То тушу растерзанного кабана на крыльцо дома подкинут, то лавку обольют вонючей гадостью, отпугивающей клиентов и дразнящей собак. Из-за чего хозяйке неоднократно приходилось лавку мыть и перекрашивать. – Маг покачал головой, криво улыбнулся: – Н-да, полнолуние – не лучшее время для проявления привязанности.
– То есть это он за ней так ухаживал? Тащил еду и метил территорию, – и подумалось мне, что покойный супруг был не так уж и плох. – Хм, а букет полевых ромашек на день рождения и три поцелуя вместо прелюдии – это еще хорошо.
– Что?
Регген удивленно воззрился на меня.
– Мысли вслух, – отмахнулась беспечно. – К слову, а чем отличается озверение от буйства?
– Силой зверя. В первом случае зверь проявляет себя через оборот двуликого и возобладавшие инстинкты. – Хотелось спросить, что страшного в инстинктах, но маг уже сам пояснил: – Он тянет возлюбленной тушу убиенного животного, метит угол ее дома, пытается загрызть конкурентов, иногда начальника, бывшую возлюбленную и прочих подвернувшихся.
А вот и страшное.
– Во втором случае, – продолжил Регген, – зверь захватывает власть над магом. Превращается в магически заряженную, неуправляемую сущность, действующую на голых инстинктах. Конкурентов он уже не грызет, уничтожает магией.
– Ошибаетесь, лобастый разумен и вменяем. – И чтобы не слышать слов возражений, я обратила внимание графа на значок. Черный круг с белым перевернутым треугольником внутри и черной же точкой сверху. В нашей деревне так обозначали потери, что-то испортившееся, пропавшее. Здесь же… – А что это значит?
– Что маг исчез, но все еще ходит среди живых, – ответил задохлик, и я внимательнее посмотрела на список.
Из восьмидесяти одержимых магов пятьдесят пять озверевших, из них сорок буйных, среди которых девятнадцать невесть где пропавших, а нет, уже двадцать. И, проведя пальчиком по графе с только что вспыхнувшим значком потери, я вздрогнула.
Урген Врадор!
– Святые угодники, неужели он меня не послушался?
– Кто?
Регген сел ровнее, свел брови к переносице.
– Глава контроля! Вот его имя, вот значок…
Но стоило ткнуть пальчиком, и черный круг с треугольником вначале стал красной оскаленной мордой буйства, затем белой мордой озверения, а после исчез вместе с именем главного стража.
– Ося, его здесь быть не может! – уверенно ответили мне и скрутили список. – В отличие от нас, укушенных против собственной воли, Врадор на получении одержимости настоял сам. Прошел через привязку зверя к магическому резерву и теперь является самым сильным и самым уравновешенным одержимым. Ему не грозит ни озверение, ни буйство.