– Наверное, это стало для тебя облегчением?

Роб отложил нож и вилку и отпил своей «Кровавой Мэри».

– Эд до сих пор не знает, что мы с тобой подружились. Он, конечно, в курсе, что я присутствовал в доме, пока ты разбирала мамины вещи, но и только. Вчера на вечеринке были наши общие знакомые, они могут напеть Эду в уши, поэтому лучше, пожалуй, мне открыться самому, прежде чем он узнает от других. Эд, конечно, взбесится, но ему ничего не останется, как смириться. В споре я между вами не полезу, мое дело сторона.

– Он, наверное, решит, что я нарочно подружилась с тобой, чтобы ему досадить, – сказала я, умакнув маленький гриб в жидкий желток.

– А это так?

– Конечно.

Роб растерянно засмеялся, не зная, всерьез я говорю или нет. Этого, впрочем, не знала и я.

– Знаешь, Эд рассказывал иногда о своем детстве, – продолжал он, жуя остывший тост. – О проблемах вашего папы с выпивкой. По-моему, неприязнь между вами берет начало именно оттуда.

Вот что бывает, когда пустишь, простите, свинью за стол: она и ноги на стол. Я почувствовала, что на мою территорию вторглись.

– Я не спрашивала твоего мнения.

– Мне кажется, в детстве вы справлялись с проблемой по-разному: Эд – не бывая дома, а ты – наглухо закрывшись. С его слов, он очень хотел убедиться, что вы оба на одной стороне, но ты всегда была такая холодная и отстраненная, и он не мог понять, что происходит у тебя в голове.

– Прости, Роб, но это не та тема, которую я готова с тобой обсуждать. Ты о нашей семье ничего не знаешь.

– Согласен, я знаю только то, что мне говорил Эд и что я прочел между строк, но как было бы здорово, если бы вы смогли разрешить свои разногласия! Может, если каждый из вас взглянет на ситуацию глазами другого, это поможет делу? Честное слово, Эд вовсе не плохой человек.

– Ха!

– Вы просто очень разные. Он не умеет выстроить свою жизнь. Твоя мама, судя по всему, его чрезмерно опекала – может, из-за вашего отца. Я не говорю, что Эд не научился этим пользоваться, но он теперь живет с искренним убеждением, что раз ваша мама для него костьми ложилась, то и другие обязаны ему во всем помогать. А у тебя была противоположная ситуация. Тебе, судя по всему, всегда приходилось справляться самой.

– Роб, довольно. Я отказываюсь продолжать этот сеанс доморощенного психоанализа. Меня не интересует, что Эд тебе говорил или до чего ты додумался самостоятельно. Наш конфликт – не твое дело.

Я еще не доела завтрак, но он вдруг показался тяжелым и несъедобным. Зря я пришла сюда с Робом. Я подозвала официантку и попросила счет.

– Чем мы теперь займемся? – спросил Роб, когда я надевала пальто, обматывала шарф и подхватывала сумку.

– Я не знаю, чем займешься ты, а я иду домой, работать над черновиками документов для иска в суд против Эдварда. Вот двадцать фунтов, этого должно хватить за съеденное и выпитое мною. Надеюсь, ты нормально доберешься до Бирмингема.

Я положила банкноту на стол.

– Господи, Сьюзен, ты опять уперлась? – окликнул он меня, пока я пробиралась к выходу в переполненном кафе. – Подожди хоть, пока я рассчитаюсь!

Я не оглянулась.

Через пять минут, когда я, отдуваясь, вперевалку шагала по улице в направлении Клэпхема, роясь в сумке в поисках мобильного телефона, чтобы заказать такси, впереди в бордюрный камень ткнулся фургон Роба. Когда я поравнялась с кабиной, Роб перегнулся и высунулся из правого окна.

– Эй, леди, нам, случайно, не по пути? – крикнул он. Я молча прошла дальше. Роб опять обогнал меня и остановился. Дождавшись, пока я снова пойду мимо, он крикнул в окно: – Сьюзен, ну побойся ж бога! Согласен, я повел себя немного бестактно, но зачем же сразу обижаться и, надувшись, хлопать дверью!

Я остановилась и развернулась к нему:

– Я не надувалась и не хлопала дверью. Мое поведение никогда не было таковым, чтобы заслужить подобное описание. Я лишь наглядно демонстрирую, что твое направление беседы неприемлемо.

– Все, понял, нельзя говорить о вашем с Эдом детстве. Прекрасно. Но это не значит, что тебе нужно подрываться с места и…

– Я не подрывалась с места! Повторяю, мое поведение за всю жизнь…

– Ладно, ладно. Тогда почему бы тебе тогда не сесть в мой фургон и спасти остаток дня? Позволь развеять твое настроение: я отвезу тебя в Кью-гарденс!

– С какой стати мне ехать в Кью?

– Потому что, насколько мне известно, у них обширная коллекция кактусов. Ну давай, тебе же наверняка любопытно!

Он распахнул пассажирскую дверцу. После непродолжительного колебания я забралась в фургон. Не могу отрицать, предложение Роба показалось мне очень соблазнительным. В Кью я не была с самого переезда в Лондон, а у них водятся весьма редкие экземпляры.

Остаток дня мы с Робом провели в оранжерее принцессы Уэльской, где растут кактусы и суккуленты. Атмосфера была напоена экзотическими запахами, и кондиционированное тепло явилось приятной переменой после промозглого уличного холода. Я медленно оттаивала, пока мы ходили по дорожкам, держа в руках пальто и шарфы, а Роб объяснял, что оранжерея разбита на десять секторов. Два основных – «сухие тропики» и «влажные тропики», а среди оставшихся восьми есть зона сезонной засухи, где произрастают представители флоры пустыни и саванны, и зоны плотоядных растений, папоротников и орхидей. Роб будто проглотил ботанический справочник, и теперь его рвало знаниями. Весьма впечатляющее достижение. Когда я ему об этом сказала, он ответил, что Кью – его любимое место, он здесь регулярно бывает. Культивация флоры для него как религия. Такая увлеченность показалась мне достойной восхищения. Когда небо над стеклянным потолком оранжереи потемнело, посетителей стало меньше, они потянулись на выход, и все вокруг будто стало принадлежать только Робу и мне. В зоне сухих тропиков, рядом с особенно великолепной и шипастой «золотой бочкой»[10], меня одолело любопытство, и я засыпала Роба вопросами, в чем, собственно, дело. Почему он проводит время со мной, хотя давно мог вернуться в Бирмингем и сидеть в пабе с Эдом или наслаждаться видами и запахами Кью-гарденс с одним из своих лондонских приятелей?

Роб пожал плечами.

– Ну, наверное, потому, что мы с тобой друзья. Я устал от чисто мужской компании, а водить платоническую дружбу с женщинами очень приятно. К тому же я не знаю больше никого, кто, подобно тебе и мне, так разбирается в кактусах. Так что у меня к тебе узкоспециальный интерес.

И засмеялся. Он вообще часто смеется.

20

Это был хмурый день самого тусклого месяца в году. На работу я не пошла. Труди не уставала напоминать, что я ни разу не брала отпуск за текущий финансовый год, и предложила мне присоединять отгулы к выходным, утверждая, что на таком сроке очень полезно отдыхать. Я в этом убеждена не была: без привычной рутины я чувствовала себя как лодка с оборвавшимся причалом. Однако на поверку совет Труди оказался неоценимым: вчера утром наконец-то доставили увесистую пачку с медицинскими картами моей матери, и сразу стало ясно – на изучение потребуется время. Кейт заглянула рано утром сказать, что отвезет детей на сутки к Алексу, и спросила, не желаю ли я вечером сходить в «Брикстон Ритци». Подозреваю, что ее кинематографические вкусы не совпадают с моими, но отчего-то меня это не отпугнуло. Возможно, беременность и гормоны повлияли на мои критические центры, а может, я просто не помню, когда в последний раз ходила в кино. Я приняла приглашение. Когда Кейт вернулась к себе, я проверила телефон на предмет сообщений и нашла имейл от поверенного Бринкворта. Я заварила себе чая и присела за кухонный стол читать.