Он пытался меня отговорить при каждом удобном случае, и мне наконец это надоело. Не знаю, что на меня нашло, но я жестко сказала, что если саннор Тасиди собирается и дальше получать ту кругленькую сумму, что обозначена в нашем договоре, то ему лучше не лезть не в свое дело. Тасиди пожал плечами, посмотрел на меня с прищуром и больше этой темы не касался. Он куда больше занимался тем, что пытался меня научить, что делать дальше с наследством. Например, вкладываться в товары, доставляемые с Эйтокана, не следовало, потому что в тех краях встречаются пираты, а это значило, что велик риск потерять и товар, и корабль, и деньги. А вот чай с плантаций Кановари был очень выгодным вложением. Или шелк с Улус-Шеня. Или, как еще поучал Тасиди, сейчас не то время, чтобы вкладываться в хлопковые мануфактуры Кардилии, потому что в моду входит шелк, из которого производят самые разные товары, от одежды до постельного белья. С горем пополам что-то можно выиграть на суконных мануфактурах, потому что климат Кардилии предполагает ношение теплой одежды. Но не на хлопковых, нет.

Я слушала его, слушала… И буквально у ног моих разверзалась бездна незнания. Как же обидно это было! Почему отец никогда не рассказывал мне ничего подобного? Почему я не знала ничего, кроме нарядов, сплетен и чтения дамских романов? Почему он даже не предпринял попытки научить меня хоть чему-то? Надеялся удачно пристроить замуж? Не ожидал, что все повернется именно так, как повернулось, – и теперь все его состояние повисло на мне тяжким грузом. Что ж, Эйк Тасиди пока что полностью отрабатывал свое жалованье. Он пытался сделать из дурочки в воздушном платьице женщину, хоть что-то разумеющую в ведении дел.

На пятый день я вернулась в свой особняк. Мы с Айтой долго стояли в воротах, я смотрела на это белое совершенство с ажурными балконами и высокими арочными окнами и снова вспоминала тот день своего восемнадцатилетия, когда стояла наверху лестницы и весь мир, казалось, был у моих ног. Мне было горько, снова поднимала голову печаль – оттого, что теперь особняк этот был пуст, ведь тот человек, которого я любила, покинул его навсегда. Впрочем, Айта с восторгом взирала на невысокие пушистые сосны, высаженные вокруг особняка, и на сам дом – уж ей-то не могло не понравиться двухэтажное белое здание с колоннадой и синей черепичной крышей.

– Это правда ваш дом, санна Кора? – спросила она и, дождавшись моего кивка, продолжила: – Я когда вас первый раз увидела, сразу подумала, что к нам еще никогда не попадало таких девушек.

– Таких – это каких?

– Утонченных, – поразмыслив, ответила девочка, явно повторяя слова Левии.

И мы пошли вперед, к входу, рядом с которым уже выстроилась прислуга, которую о моем появлении предупредил саннор Тасиди.

Варги! Я знала здесь каждую ступеньку, каждую трещинку, каждый поворот, вон ту люстру, с которой упала и раскололась надвое хрустальная подвеска.

– Готовы ли наши комнаты? – Я повернулась к нашему старому дворецкому.

Последние три поколения его семьи жили в доме Лайсов, это точно. А может быть, и больше чем три.

– Готовы, санна Кора. – Он с достоинством поклонился, а затем нервно разгладил пышные седые бакенбарды. – Все, как вы хотели… Как предупреждал саннор Тасиди.

– Спасибо. – Я кивнула, а потом, подхватив Айту под руку, потащила ее вверх по лестнице.

Распахивая белые двери, украшенные резьбой, я сказала:

– Айта, я попросила подготовить эту комнату для тебя. Надеюсь, тебе понравится.

На самом деле это была моя комната. Все там было так же, как в тот последний день, когда я проснулась, сунула ноги в мягкие домашние туфли и поспешила умыться. Еще через час, до завтрака, какие-то люди проникли в мою спальню, натянули мне на голову мешок и, оглушив, куда-то потащили. Сейчас же тени прошлого спрятались, заползли под кровать. В комнате было светло и тепло, и постель застелена идеально, и воздушные занавески подвязаны белыми шелковыми лентами.

Айта застыла на пороге, потом вскинула на меня взгляд – в глазах блестели слезы.

– Санна Кора, – громким шепотом спросила она, – это все мне? Правда?

Я смутилась. Скорее всего, Айта никогда и ничего подобного не видела. А для меня все это было обычным делом. Штопка белья не была обычным, а богатая спальня наследницы внушительного состояния – была.

– Конечно, тебе, – сказала я. – Ну, ведь нравится? Если что-то не так, то мы переделаем. И здесь совсем нет игрушек. Когда я жила в этой комнате, то была уже взрослой. А тебе, наверное, хочется кукол?

– Когда я жила на острове, то сама сделала себе куклу, – пробормотала девочка, опуская взгляд. – Знаете, сшила из кусочка ненужного мешка и глаза нарисовала.

И как-то больно мне сделалось от этого незамысловатого признания. Я наклонилась, обняла Айту и прижала к себе.

– Завтра же мы пойдем и выберем тебе куклу. Я знаю лавку, где они продаются.

Потом я оставила Айту на попечение поварихи Мари, а сама, пройдясь по белоснежной галерее, вошла в комнату, которую велела подготовить для себя. Это была спальня адмирала Лайса, строгая, ни единого украшения, все в серых и синих тонах. Ближайшее время я собиралась здесь спать, а там… посмотрим. Что-то, не прекращая, звало меня туда, за края Чаши. Туда, где еще был жив мой жених. Я и не знала, как это «что-то» назвать, оно казалось слишком сильным, слишком настойчивым для простой привязанности.

Я проснулась на рассвете и долго лежала, глядя на медленно светлеющий оконный проем, вспоминая свой неясный, полный волнений и печали сон. Это был самый обыкновенный кошмар, я несколько раз за ночь просыпалась в ледяном поту и с бешено колотящимся сердцем, и снова и снова кошмар утягивал меня в свои мутные глубины.

Кажется, мне снился Арктур. Он был весел, нарядно одет – в привычные мне черный дорогой сюртук со штанами и белоснежную рубашку. Я подбегала к нему, он подхватывал меня за талию и начинал кружить, и было так легко, даже во сне я ощущала легкий аромат цветущей летней степи, тысячелистника, пижмы, полыни, разогретых солнцем. Я хохотала и целовала Арктура, обнимая его за шею, заглядывала в его глаза, полные теплой зелени, и меня охватывало ощущение совершенно безбрежного счастья и нежности. А потом вдруг неведомая сила, дыша холодом в затылок, обнимала меня, опутывала как будто паутиной, тянула прочь от Арктура. И пальцы размыкались, он оставался где-то впереди, в зыбком тумане, а меня утягивало все дальше и дальше, в вязкую тьму. Я просыпалась с криком, захлебываясь слезами, и так – раз за разом. Все повторялось с точностью до деталей, как будто передо мной пролистывали одну и ту же книгу.

К утру я чувствовала себя совершенно разбитой, лежала на боку и без интереса смотрела, как на Кардилии настает очередной рассвет. Я верила в сны. Когда-то няня рассказывала, что сны нам ниспосланы свыше, чтобы предупредить, что это знаки судьбы… И расставание с Арктуром, злая сила, что оттаскивала меня прочь… Значило ли это, что нам не суждено быть вместе? А если и не так, то все равно… Какой дурной знак нес в себе этот странный сон?