– Мне нужно покормить тебя, – засуетилась Мила, высвобождаясь, и направилась к печи. – Поздно уже. Ты поешь, а потом сразу в баню.

– Баня – это хорошо. На дворе совсем зима, промерз до костей, – тут же согласился Алексей, усаживаясь за стол.

Мила поставила перед ним тарелку с кашей и чашку с горячим крепким чаем, затем робко подошла к Алтаю, устроившемуся в углу. Она с опаской опустила руку на его голову и, погладив пса, предложила ему сахарную косточку, видимо, приготовленную бабушкой именно для него. Алтай великодушно принял угощение и занялся лакомством. А вернувшаяся к столу Мила принялась мучительно выдумывать причину, чтобы избежать похода в баню.

– Спасибо, очень вкусно, – сказал Алексей, поднимаясь из-за стола. – Ужасно устал и озяб. Надеюсь, ты не откажешься постегать меня веничком? Иначе один я в бане просто засну.

Мила никак не ожидала, что он станет просить ее, поэтому готовилась отбиваться и скандалить, если понадобится. А тут…

– Да-да, конечно, – невольно согласилась она, сбитая с толку просто неслыханной, как ей показалось, вежливостью и тактичностью Алексея, дикого жителя таежной глухомани. – Полотенце и чистая одежда уже в бане.

– Вот и ладненько. Тогда пойдем поскорее, а то я уже с ног валюсь и засыпаю прямо на ходу.

Они вышли во двор и захрустели по пушистому снегу к баньке. В небольшом предбаннике Мила быстро разделась и, прикрыв грудь и бедра старенькой простынкой, которую захватила с собой, быстро юркнула в парную. Ее встретил ласковый и приятный жар, окутавший с ног до головы. Она зажгла свечу, стоящую на подоконнике крохотного окошка, повязала на голову платок и, налив в таз теплой воды, предложила вошедшему и усевшемуся на лавку Алексею опустить в таз ноги, чтобы согреться. Затем протянула ему мочалку.

– Бабушка сказала, что сначала нужно помыть… – Мила на секунду запнулась, но тут же продолжила, надеясь, что она нашла довольно подходящее выражение, – …злачные места, а потом все остальное, – произнесла Мила и отвернулась от Алексея, чувствуя, что не только лицо, но и спина ее залились краской стыда.

«Вот дура! – думала она, ругая себя и злясь на старушку. – Неужели я всегда была такой уступчивой и слушала всех, кого ни попадя!»

Алексей никак не отреагировал на ее слова, и она обернулась. Он спал сидя, оперев низко склоненную голову на ладони и положив локти на колени. Милу вдруг охватила невероятная нежность к нему, этому огромному голому богатырю, уснувшему от усталости. Не иначе как в ней проснулась самая элементарная бабья жалость.

– Алеша, проснись, – затормошила она за плечи мужа. – Ну потерпи еще немножко. Я сейчас быстро помою тебя и попарю, – щебетала она ласково, с удивлением и радостью обнаруживая у себя такую приятную особенность, видимо, очень даже женственного характера. – А потом спи, сколько хочешь. Помоги же мне, мойся спереди, а я тебе спину потру.

Неожиданно все для нее стало на свои места: она – любящая жена, он – нуждающийся в ее помощи и участии любимый муж. Вся неловкость и стеснительность Милы тут же испарились. Она успокоилась, и с этого момента ее движения стали почти автоматическими: она мыла его мочалкой, обливая из ковша теплой водой, и не стеснялась больше ни своей, ни его наготы. Это было так просто и так естественно, что она совсем забыла о своих переживаниях и сомнениях.

– Алеша, теперь забирайся на верхний полок, тебе нужно как следует прогреться, – ласково и в то же время деловито распорядилась Мила, и полусонный, разомлевший от тепла Алексей в нахлобученной ею ему на голову войлочной шапке послушно полез наверх и лег на разогретую полку вниз животом.

Мила плеснула горячей воды на раскаленные камни. Ее тут же обдало прогревающим насквозь целительным жаром. Наученная старушкой, она сначала старательно размахивала над головой веником, давая ему разогреться, затем легонько принялась постегивать Алексея, нагнетая горячий жар к его телу.

Трудясь в поте лица своего, Мила между тем не без некоторого, щекочущего ей нервы любопытства и с волнующим удовольствием разглядывала его длинные стройные ноги, крепкие ягодицы, мускулистую спину. Она чувствовала, как в ней начинает просыпаться томительное и все более разгорающееся желание прикоснуться к этому роскошному мужскому телу.

– Алеша, не засыпай, осталось еще немного. – Мила очередной раз как следует разогрела над головой веник и опустила этот раскаленный жаром березово-хвойно-дубовый ароматный букет на поясницу Алексея, прижав его сверху руками в варежках и тяжестью своего тела.

Алексей не смог сдержать стон удовольствия. Мила растерла его тело веником словно мочалкой.

– А теперь повернись и ляг на спину, – сказала запыхавшаяся Мила.

Алексей, согревшийся наконец и испытывающий крайнюю степень блаженства от получаемого удовольствия, послушно лег на спину, закрывая глаза. Мила, слегка постегивая его веником, изо всех сил старалась не смотреть туда, куда беззастенчиво и с нескрываемым любопытством пытался устремиться ее не на шутку распалившийся взор. Сначала она добросовестно отводила глаза от тайно-запретного места, но снова и снова они неизменно возвращались, чтобы познать, наконец, еще не познанное и разгадать еще не разгаданное.

И стоило ей в какой-то момент лишь самую малость уступить их желанию, как глаза мгновенно и бесстыдно вперились в мужское естество. Рука с веником на мгновение застыла, поднятая вверх. Алексей открыл глаза и посмотрел на Милу. Та вспыхнула, как маковый цвет, и быстро, как ни в чем не бывало, снова заработала веником, нагнетая больше жару и пару, чтобы поскорее спрятать за ними свое разгорающееся краской стыда лицо. Затем намочила холодной водой мочалку и шлепнула на грудь Алексея, чтобы уменьшилась нагрузка на его сердце: так ее научила старушка.

Мила, совсем обессиленная, села ни нижнюю полку и умылась холодной водой, смачивая себе грудь. Ей так хотелось поскорее уйти отсюда и лечь наконец спать. Но она не могла. Если уж делать доброе дело, то до конца или не делать его вовсе. Немытой осталась его львиная грива.

– Алеша, спускайся. – Она попыталась придать голосу бодрости. – Я быстренько помою тебе голову, и ты уже пойдешь домой спать. А я еще останусь, чтобы искупаться.

Алексей присел на нижнюю полку, и Мила, стянув шапку, занялась мытьем его шевелюры, ополаскивая ее отваром душистых трав и веников. Все! Больше ни на что сил не осталось. Скорее бы он ушел, она легонько обмоется и тоже отправится спать. В домик к бабушке.

– А теперь я тебя помою, – просто сказал Алексей, поднимая ее со скамьи за плечи и сбрасывая с нее простыню.

Ни одна клеточка ее уставшего и безвольного тела не возразила. Мила стояла перед Алексеем голая, не испытывая никакой неловкости. Наоборот, это было так естественно, что по-другому и быть не могло. Алексей нежно водил мочалкой по ее телу, поворачивая Милу в разные стороны, вставая перед ней на колени, уверенно и ласково поглаживая. После мытья он поднял Милу на руки и положил на верхний полок парилки. Лишь только разогретый веник коснулся спины, она вмиг почувствовала истинное расслабление, получая удовольствие не только для тела, но и для души.