– Бедная ты моя головушка.

– Бабушка, – причитала Мила. – Он предал меня. Они оба меня предали. Спаси меня, ведь у меня, кроме тебя, нет больше никого на свете. Ты одна любишь меня. Больше никто меня не любит. Никому я больше не нужна. Я не хочу так больше жить! Я не могу так больше жить! Помоги мне!

– Ты моя умница, ты моя красавица, ты мое солнышко! Не надо так плакать, не надо так убиваться. Все у тебя будет хорошо и распрекрасно. Да разве я допущу, чтобы кто-то тебя обидел? Да ни за что на свете! Ни один враг не посмеет коснуться тебя, ни один ирод проклятый. На всех лихоманку наведу, заговорю-запутаю, а никого к тебе не подпущу. Ты – моя радость, ты – мой свет в окошке! Без тебя я себе и жизни не представляю. Не плачь, солнышко, не плачь, родная. Все образуется, все перемелется – мука будет. А из муки я тебе пирог с яблоками испеку, твой любимый. И забудешь ты все свои горести-напасти, и останутся в твоей бедной головушке только светлые мысли.

Мила, как завороженная, слушала старушку и постепенно успокаивалась. Ей уже не хотелось ни о чем думать, куда-то срочно бежать и немедленно решать свои жуткие и неразрешимые проблемы. Старушка вышла из комнаты и тут же вернулась с кружкой теплого медового отвара, который заранее приготовила после разговора с Алексеем.

Она знала, что время пришло. И если сейчас она не сделает этого, то ее внученьке помочь уже будет практически невозможно.

– На, солнышко, выпей отвара с медком, с травками, с моим благословением. Прими это как лекарство, немного горькое, но и сладкое тоже. Как и сама наша жизнь, – приговаривала старушка, и Мила послушно пила из кружки, чувствуя, как приятное тепло разливается по измученному телу. – Спи, родная. Утро вечера мудренее. А завтра встанешь, посмотришь на ласковое солнышко, тебе снова жить захочется. И ты поймешь, что не все так плохо, как кажется, что можно еще все поправить.

– Ты думаешь, можно? – Расслабленная колдовским напитком Мила прилегла на кровать. Ей было хорошо и спокойно. Она верила каждому слову заботливой старушки.

– Конечно, можно. Ничего нельзя исправить, если человек уже умер. А пока он жив, все в его руках.

– И в моих тоже?! – с надеждой произнесла засыпающая Мила.

– И в твоих тоже. Человек сам пишет свою судьбу. Сам готовит себе ложе. Как постелет – так и спать будет. Спи, родная. И пусть тебе приснятся только счастливые сны!

Дождавшись, пока Люсенька крепко заснет, старушка поцеловала ее в лоб и вышла, плотно прикрыв дверь. Затем тяжело опустилась на колени перед иконой Божией Матери.

«Избавительница! Царица Державная! – зашептала старушка, неистово крестясь и касаясь в поклонах лбом прохладного пола. – Рассветли мрак души моей светом Твоим. В скорбном раскаянье утешением будь мне, Благодатная. Ходатайствуй, Милостивая, перед Сыном Своим о душе моей, согрешившей безмерно. Оправданье Твое мне спасением будет. На Тебя, мглу греха разгоняющую, надеюсь я. Ныне и присно и во веки веков. Аминь».

Девушка глубоко вздохнула, просыпаясь, и тут же почувствовала сладкий запах любимого яблочного пирога. Несмотря на то что ей всю ночь снился колокольный звон, настойчивый и тоскливый, словно зовущий кого-то, она прекрасно выспалась и с удовольствием открыла глаза, готовясь с радостью встретить сей день и ожидая от него только самого лучшего.

Но что это? Она удивленно огляделась: крохотная комнатенка, низкий потолок, бревенчатые стены и маленькое окошко, сквозь которое пробиваются лучи восходящего солнца.

«Не поняла. Это еще что? – сделала она попытку обратиться к своему пока не совсем проснувшемуся уму. – Эй, ты там что – спишь?»

«М-м-м… – неопределенно, но довольно многозначительно промычал ум, обалдевший от поставленной перед ним непосильной задачи, – м-м-м…»

«Ты чего мычишь, детина? – настойчиво теребила она ум. – Подай хоть какую-нибудь идею: что со мной, где я?»

«Я – чистый лист бумаги», – наконец глубокомысленно и важно изрек тот, решив пока не высовываться со своими умозаключениями, так как находился в совершенной прострации от собственного девственно-непорочного состояния.

«Вот зараза, – подумала девушка. – То лезет со своими безумными идеями, а тут, когда нужен, его нет. Ничего не понимаю!»

Она поднялась с кровати, надела аккуратно разложенную на табурете одежду и вышла из комнаты, привлеченная запахом яблочного пирога. У плиты небольшой кухни хлопотала невысокая чистенькая старушка в белоснежном платочке на голове и с таким же белым полотенчиком на плече.

– Проснулась, солнышко? Как раз вовремя. Сейчас будем завтракать.

– Вы – кто?

– Бабушка твоя, кто же еще-то? Давай садись за стол, будет тебе придуряться-то. И как не надоест-то уже, прости господи! – вздохнула старушка.

Девушка послушно уселась за стол и огляделась.

«Ничего не помню. Если эта старушка моя бабушка, то я, по всей видимости, ее внучка. – Ей показалось, что рассуждает она довольно толково, и стоит лишь немного поднапрячься, вспомнится все. – Я ее внучка, и меня зовут…» – Не получается. Ее ум так хорошо замаскировался, что пришлось обратиться за помощью к старушке:

– Почему я не помню своего имени?

– Это у тебя надо спросить, – удивилась старушка и подозрительно посмотрела на внучку. – Людмилой тебя зовут. А я тебя Люсенькой называю. Неужели ты вчера так сильно головой ударилась, что у тебя начисто память отшибло? Ну-ка, дай голову, проверю. – Старушка решительно подошла к растерявшейся девушке и принялась осторожно ощупывать пальцами макушку, виски, затылочную часть. – Здесь больно? А здесь? Все в полном порядке. Так что хватит тут цирк-то устраивать. Мужу своему будешь голову морочить.

«Так я еще и замужем!» – мысленно поразилась девушка и решила пока помалкивать, чтобы ее ненароком не сочли за сумасшедшую.

– Люсенька, дай мне лопатку деревянную, возле тебя стоит. Пирог из печи пора вынимать.

– Мне не нравится, что вы меня Люсенькой называете, – неожиданно для себя выпалила девушка, подавая лопатку старушке.

– Вот еще новости! Опять блажить начала? – строго произнесла старушка.

– Но мне правда не нравится это имя! – упрямо заявила девушка.

– И как же тебя прикажешь, красавица, называть? – вдруг услышала она за спиной необыкновенно приятный баритон, оглянулась на голос и ахнула: перед ней стоял высокий и крепкий синеглазый красавец с окладистой бородой и русыми волосами до плеч.

«Прямо лев какой-то, – с восхищением подумала она, боясь вымолвить хоть слово, чтобы это потрясающее видение вдруг никуда не исчезло. – Неужели это и есть мой муж?! Вот это экземпляр! Просто умереть можно от зависти к самой себе. И как это я умудрилась этакого красавца захомутать?! Ай да я! Ай да умница!»

– Так как же тебя называть? – повторил свой вопрос незнакомец, подойдя совсем близко. – Раз ты моя милая женушка, я так и буду тебя называть – Милой. Согласна?