– Поэтому ты и приехал встретиться с моим братом?

– Сэр Хьюберт был юстициарием в то время, когда вышло решение в нашу пользу, и он по-прежнему поддерживает связи с канцелярией и ее чиновниками. Ваш брат сам говорил, что готовил Джеффри Фицпетера в качестве своего преемника.

– Чудес не жди, – предостерег его Теобальд. – Хьюберт обладает определенным влиянием, но Джеффри Фицпетер не такой человек, на которого можно давить без веских на то причин.

– Разве справедливость не достаточно веская причина? – спросил Фульк, чуть повысив голос.

Теобальд покачал головой:

– Ты знаешь мир дворцовой политики не хуже меня. Справедливость подвержена влиянию множества различных факторов: личных симпатий, неоплаченных услуг, старых, до времени забытых долгов и откровенного подкупа. Так что надо быть готовым ко всему.

Фульк выругался и заходил по комнате. Ему надо было двигаться. Останься он сидеть, наверняка взорвался бы от переполнявших его эмоций, словно бочонок с горячей смолой.

– Между прочим, – сказал он, – мой братец Уильям хотел сразу поехать в Уиттингтон, осадить замок и немедленно зарезать Мориса Фицроджера и его сыновей. А Иво и Ален горячо его поддержали. Они заявили, что мы сможем получить Уиттингтон назад лишь через труп Мориса.

– И что ты на это ответил?

– Сказал, что все-таки попытаюсь в последний раз получить Уиттингтон законным путем, обратившись в королевский суд. – Он потер шею. – А теперь мне кажется, что Уильям, возможно, был прав. Именно это подсказывал внутренний голос и мне самому. Пожалуй, стоило послушаться братьев и вернуть Уиттингтон огнем и мечом.

– Это было бы очень глупо, – покачал головой Теобальд. – Если отвечать злом на зло, добра не сотворишь. Это не по-христиански!

– Хорошо вам говорить! – Фульк залпом осушил бокал. – Если мне не удастся выбить из Джеффри Фицпетера бумагу о вступлении нашей семьи во владение Уиттингтоном, то, клянусь, я немедленно начну войну, и к черту все последствия!

Несмотря на пронизывающий зимний холод, Мод отлично проводила время, совершая вояж по лавкам кентерберийских торговцев. Она оделась так, что никакой мороз был не страшен: завернулась в уютный, подбитый мехом плащ с капюшоном, а на ноги надела сапожки на подкладке из овечьей шерсти. Делать покупки было не просто приятно, занятие это также помогало заполнить время, которое тянулось очень долго. Порой ее благополучие нарушало какое-то странное ощущение пустоты. Хотя Теобальд терпеть не мог сам таскаться по лавкам, он всегда с радостью отпускал Мод в сопровождении служанки и двух сержантов, предварительно вручив жене полный кошель серебра и наказав покупать все, что ей заблагорассудится. Она, разумеется, была признательна мужу за такое доверие – Тео ведь полностью полагался на ее благоразумие и вкус, но порой сердилась на супруга, который ни разу не пожелал составить ей компанию.

Она купила ему крестик из бука, на котором был вырезан замысловатый узор – торговец утверждал, что ирландский. Крест висел на простом кожаном шнуре. Мод подумала, что Теобальду ее подарок понравится. Простота дерева в сочетании с изысканностью резьбы наверняка придутся ему по душе, поскольку в последнее время мысли лорда Уолтера частенько устремлялись к Ирландии и его тамошним владениям.

Себе она купила несколько отрезов тесьмы, льна на сорочку и дюжину тонких серебряных игл, которые при шитье почти не оставляли в ткани дырок. Мод все нравилось в торговых рядах: яркие цвета палаток, отважно бросающие вызов зимнему холоду, возможность поторговаться, пробуждающая азарт.

Когда она возвращалась во дворец, наконец-то начался снегопад, которого ждали весь день. Снег посыпался с неба, как молотый миндаль через мелкое сито, припорошил землю, вырисовывая контуры домов. Золотое пламя коротких восковых свечей, мерцающее за толстым оконным стеклом архиепископского дворца, манило Мод своим теплом. Она быстрыми шагами пересекла двор. Нос и щеки ее онемели от холода, а глаза горели.

Вокруг архиепископского дворца всегда толклись священники, гости, курьеры, просители, так что сперва Мод не обратила внимания на двух лошадей, которых держал под уздцы конюх. Но тут вдруг один из коней вскинул голову и заржал, испугавшись чего-то. Женщина невольно обернулась. Слуга с проклятиями уворачивался от ударов копытами, которые сыпались на него градом, тщетно пытаясь снова схватить уздечку и остановить животное. Это был восхитительный игреневый жеребец с ярким белым пятном на морде. Мод хорошо помнила этого коня, в отличие от стоявшей рядом скромной лошадки мышастой масти. Игреневый красавец был не кто иной, как Огонек, конь Фулька Фицуорина. Сердце у нее бешено заколотилось.

– Что, интересно, он здесь делает? – с волнением воскликнула Мод.

– Миледи? – Барбетта, обхватив себя руками и нахохлившись, с тоской посмотрела в сторону дворца.

Закусив губу, Мод покачала головой. Фульк, похоже, прибыл один. Очевидно, это частный визит, и, значит, в отсутствие Хьюберта Фицуорин закроется с Теобальдом. Она сделала глубокий вдох, собралась с силами и пошла во дворец.

Оказавшись у себя в покоях, Мод призадумалась, не надо ли переодеться во что-нибудь более подходящее, ведь на ней было простое платье из коричневой шерсти, но тотчас выбранила себя за тщеславие и глупость. Коричневое шерстяное платье было у нее самым теплым. Какой смысл дрожать в зеленом льняном, с клиньями и золотой тесьмой, чтобы произвести впечатление на рыцаря, который ей даже не особенно и нравится? Кроме того, у Фулька недавно умер отец, и будет бестактно выражать ему соболезнования, разодевшись в пышный придворный наряд.

Наконец, в качестве уступки своему женскому тщеславию, которое все-таки отказывалось полностью замолчать, Мод надела новые сафьяновые сапожки и вместо простого повседневного пояса повязала один из нарядных плетеных, что купила на базаре. Затем, чувствуя себя достаточно вооруженной, хотя и не вполне готовой к сражению, она покинула надежное укрытие своей комнаты и отправилась наверх, туда, где находилось опасное ристалище.

Осторожно приоткрыв дверь, Мод оглядела комнату. Теобальда не было. Рядом с жаровней, в полукруглом кресле, согнувшись и обхватив голову руками, сидел Фульк Фицуорин. Вся его поза выражала крайнее изнеможение. Он выглядел таким ранимым, таким не похожим на удалого рыцаря, которого Мод привыкла видеть на турнирах. Да чего уж там греха таить, Мод, думая о Фульке, нередко нарочно, ради собственного спокойствия, сгущала краски, и теперь вдруг ощутила себя беззащитной.

Должно быть, почувствовав сквозняк из приоткрытой двери, гость поднял голову и огляделся. И сразу же вскочил на ноги.

– Леди Уолтер, – с поклоном сказал он.

Изнеможение его никуда не делось, но ранимость укрылась за маской вежливости. Дымчато-ореховые глаза Фулька были бесстрастны, и только темные круги под ними выдавали усталость. Юноша старался сохранять невозмутимый вид, но по крепко стиснутым губам можно было заметить, как нелегко ему это дается.