официальным праздничным днем. Но указ Ельцина устанавливал другое название и смысловое содержание, вместо годовщины Октябрьской революции — День национального согласия и примирения. Прозрачные намек не только на события 1917 г., но и на недавнюю предвыборную схватку. Дескать, в 1917-м произошел раскол общества, а теперь пора прекратить «гражданскую войну», плодотворно сотрудничать. Однако коммунисты были упрямыми, его подачу не приняли. День 7 ноября они продолжали называть по-прежнему, а подаренный им выходной использовали для антиправительственных демонстраций.

Согласие и примирение Ельцин надеялся утвердить и на Кавказе. 23 ноября Россия и Ичкерия заключили договор о принципах взаимодействия Москвы и фактически отделившейся республики. Теперь процесс «миротворчества» продолжался и без Лебедя. Ельцин и его правительство четко соблюдали достигнутые соглашения. До 31 декабря был завершен вывод наших войск из Чечни. Хотя бандитское гнездо никакого мира соблюдать не собиралось. Ведь это был главный промысел Ичкерии, ее главное предназначение — сеять в России нестабильность. Данные операции проплачивались иностранными заказчиками.

Миновало лишь две недели после подписания Хасавюртовских соглашений, а 16 сентября террорист захватил автобус в аэропорту Махачкалы. Во избежание жертв власти выполнили его требования, передали 60 млн руб. и предоставили возможность скрыться в Чечне. 4 ноября взрыв громыхнул в тамбуре электрички Фрязево — Москва. Чудом обошлось без пострадавших. 16 ноября — теракт в Каспийске, взрыв обрушил дом, где жили семьи военнослужащих. Погибло около 70 человек, из них 20 — дети. 15 декабря — взрыв на железной дороге в Дагестане, сошли с рельсов три вагона товарного поезда.

Западная «общественность» очень жалела пострадавших чеченцев, слала им помощь, переводила средства, в Новых Атагах был развернут госпиталь Международного Красного Креста. Но 17 декабря в этот госпиталь нагрянула банда. Предположительно, действовал отряд Хаттаба, которого раздражал сам крест, христианская символика (да и вообще присутствие «чужих» соглядатаев в республике он считал нежелательным). Расстреляли шесть иностранных медсестер и сотрудников, ранили начальника госпиталя. После этого Международный Красный Крест отозвал своих специалистов из Чечни. В ночь на 19 декабря произошел взрыв в вагоне питерского метро. 20 декабря взрыв жилого дома в Приозерске — недалеко от Питера. От 12 до 15 погибших…

Впрочем, для России в 1996 г. подобные вещи были «обычными». Сеяли смерть не только террористы. Минами и пулями боролись между собой криминальные авторитеты, коммерческие и политические конкуренты. В Москве одного за другим убили лидеров коптевской группировки братьев Наумовых. Расстреляли из автомата даже американского бизнесмена Пола Тэйтума — совладельца ряда крутых интуристовских отелей, в том числе гостиницы «Рэдиссон-Славянская». Председатель Фонда инвалидов войны в Афганистане Михаил Лиходей занялся разоблачением злоупотреблений прежнего руководства фонда — и был убит взрывом бомбы в лифте. А когда на его могиле на Котляковском кладбище собрались близкие, родные, громыхнул еще один взрыв. Погибли новый руководитель фонда Сергей Тахиров, финансовый директор — вдова Лиходея, а всего 14 человек, 30 получили ранения.

Ну а в Чечне как раз после завершения вывода войск, 27 января 1997 г., состоялись президентские и парламентские выборы. На пост главы Ичкерии зарегистрировалось 16 кандидатов, и победил Аслан Масхадов. Набрал 59 % голосов. При этом присутствовал глава миссии ОБСЕ Тим Гульдеман, признал выборы «законными и демократическими». Невзирая на то, что в них не принимала участия огромная часть населения — те, кто покинул Чечню. А при выводе войск уезжало большинство русских и других нечеченцев. Более 400 тысяч человек! Бежали абы куда, и, конечно же, не напрасно. Тем, кто не сумел или не захотел покинуть родные места, пришлось очень худо. Если даже до войны их притесняли, грабили, убивали, то теперь для этого появилось «моральное оправдание» — месть.

Причем озлобление постарались еще и подогреть. Мы уже отмечали, что в начале боевых действий из добровольцев был сформирован 694-й казачий батальон им. Ермолова. 800 казаков дрались героями, участвовали в сражениях за Грозный, Самашки, Старый Ачхой, Бамут. Когда располагались в казачьих станицах, жители буквально молились на батальон. Старушки просили: «Казаки, только не уходите!» «Не бросайте нас!» «Сынки, не оставляйте нас, чеченцы обещали нашей кровью руки мыть…» В Терском казачьем войске рассчитывали развернуть батальон в полк: желающих служить хватало. Уже было изготовлено знамя — 1-го Терского Казачьего полка им. Ермолова. Но, как говорил терский атаман Шевцов, «некоторые должностные лица правительства и президента делали все возможное, чтобы знамя это не вручать». Его все же вручили. Но потом ермоловцев вдруг вывели из Чечни и расформировали. Без объявления причин. И атамана Шевцова сместили.

В целом это было очень похоже на провокацию. Одно дело, если бы к самообороне широко привлекли и вооружили казаков Терека, Кубани. Другое — единственный батальон, внезапно созданный и внезапно расформированный. Его кинули как затравку, раздразнить чеченцев, оправдать вражду к казачьим станицам. И на них отыгрались в полной мере. Генерал Г. Н. Трошев писал: «Летом 1999 г. зверски замучен последний русский житель станицы Шелковской. 90-летнего старика молодые „дипломированные“ специалисты из учебных лагерей после долгих пыток зарезали ножницами для стрижки овец, видно, хотели растянуть удовольствие». А общее число вырезанных оценивается в 30 тыс. человек [79]. Это были плоды Хасавюртовского «миротворчества». Но «прогрессивная общественность» и миссии ОБСЕ подобных вещей «не замечали». Даже скандалы об убийствах иностранных медиков заминали. Признавали новую власть Чечни «законной и демократической».

Глава 15

Перемены явные и скрытые

Жизнь в России менялась. Но постепенно — и очень неравномерно. В первую очередь «оживали» Москва и Санкт-Петербург. Здесь открывались представительства банков, крупных компаний, сюда понаехали иностранные фирмы. Множились магазины, развернулось масштабное строительство. За счет городских доходов Лужков стал поддерживать москвичей. Вводил надбавки к пенсиям, повышал оплату труда учителей, врачей, других служащих муниципальных учреждений. В столицу в поисках заработков ехали люди из других мест. Но даже по соседству, в Московской области, уровень жизни был гораздо ниже. А в провинции вообще царила нищета. Хорошую работу можно было найти только в столицах, и люди перебирались туда.

В советское время предметом насмешек были «колбасные поезда», когда жители соседних городов и областей ехали в центры за продуктами. Теперь ехали на работу. Если посчастливилось устроиться в Москве, затемно, ни свет ни заря, набивались в электрички. Чтобы вернуться так же затемно, поздним вечером, поспать — и снова на колеса. Народ как-то приспосабливался к изменившимся условиям существования — кто как умеет, у кого как получится. В вузах появлялись платные отделения, платные курсы, платные факультеты. Техникумы и профессионально-технические училища, превратившись в колледжи, и вовсе переходили на «коммерческую» основу. Плодились частные газеты, издательства, посреднические фирмочки, транспортные и