Вопрос о нас с Марфой Никаноровной был задан вовремя, и он совершенно не праздный. Я посмотрел на Марфу Никаноровну и сказал, что пока не думал над этим вопросом, но все равно найду его решение.

Вечером мы обсуждали этот вопрос с Марфой Никаноровной. Мы оба понимали, что условности общества не позволят нам продолжать жить так, как мы жили до этого дня. Мы переходили из сословия в сословие. Я переходил в категорию офицеров, а она переходила в категорию медицинских работников, причисляемых по Табели о рангах к четырнадцатому или двенадцатому классу, то есть либо к коллежским регистраторам или губернским секретарям, и, будь она мужчиной, то именовалась бы вашим благородием и носила мундир с одной или двумя звездочками на одном просвете. И препятствием является отсутствие у меня реверса, то есть имущества, принадлежащего лично мне или моей невесте. Это имущество должно приносить годовой доход не менее двухсот пятидесяти – трехсот рублей. Или же у меня должен быть банковский вклад в размере пяти тысяч рублей и должно быть указано, что я имею право снимать со счета не более трехсот рублей в год. Правило реверса распространялось только на офицеров, но не касалось армейских чиновников и военных врачей.

Все это я рассказал Марфе Никаноровне. Я получал как прапорщик по должности семьсот двадцать рублей в год. Шестьсот рублей оклад, добавочные сто двадцать. В месяц выходило по шестьдесят рублей. В должности и вообще в армии я нахожусь менее года. Где взять деньги, чтобы мы могли пожениться? Собственно говоря, я ей обязан всем. А кроме того, она такая женщина, в которую невозможно не влюбиться, так что нужно думать над тем, где взять реверс.

Марфа Никаноровна сказала, что отец ей завещал хранимые на черный день деньги и их должно хватить, чтобы создать банковский реверс.

– Ну да, – возразил я, – ты даешь мне деньги, я кладу их в банк, а что я о себе подумаю, как о мужчине, не способном содержать семью, ты подумала? Начнем не так. Сначала я открою себе банковский счет, а потом будет ясно, что и как. Я и так не плачу тебе за квартиру, хотя официально проживаю у тебя квартирантом.

– Давай не будем о деньгах, – сказала Марфа Никаноровна, – деньги всегда вбивают клинья в отношения людей, и я не хочу, чтобы деньги нас разлучили. Ты же приносишь деньги и отдаешь их мне. Какие тут могут быть счеты?

Она права. Я сначала все выясню, а потом приступим к действиям.

Год этот выдался предельно насыщенным. В пятницу тринадцатого числа я шел в корпус из казачьего собора и обнаружил за собой слежку в виде господина, одетого как шофер у британского лорда. Шоферская выправка привлекла мое внимание. Офицерская выправка вряд ли бы бросилась в глаза, а вот чопорная неестественность так и резала глаз.

«Неужели проделки господина Скульдицкого, чтобы не мытьем, так катанием перетянуть меня в Отдельный корпус жандармов после сдачи мною экзаменов за курс военного училища», – подумал я и успокоился. Когда все понятно, то можно не беспокоиться и не делать глупостей в виде ухода от слежки или хулиганства в отношении филера.

Странности начались неподалеку от контрольно-пропускного пункта кадетского корпуса. Я увидел практически копию того же человека, который следовал за мною по пятам на расстоянии трех-четырех метров. Этот шел прямо на меня. А на краю тротуара стояла девица с белым гипюровым зонтиком, и что-то крысиное было в чертах ее лица. Именно это меня поразило больше всего.

Когда я поравнялся с ней, она бросила мне под ноги белый платок, обшитый кружевами. Реакции мне не занимать, и платок еще не долетел до земли, как был подхвачен мною, резко согнувшимся пополам. Схватив правой рукой платок, а левой рукой падающую с головы фуражку, я услышал над собой стрельбу и резко отпрыгнул в сторону.

Два «шофера» с револьверами в руках валялись на тротуаре и корчились от боли. Я выбил ногой револьвер у одного из них и с шашкой наголо бросился к другому. Тот сам отбросил револьвер от себя.

Оглянувшись по сторонам, я не увидел девушки с крысиными чертами лица. Ее как ветром сдуло. Зато ко мне бежали солдаты моей роты с контрольно-пропускного пункта и два городовых, высвистывая только им понятную трель тревоги. Похоже, что девушка и спасла меня. Она была в составе группы террористов и вела контрнаблюдение за обстановкой. Брошенный платок являлся сигналом, что все в порядке и можно приступать к делу. Если бы не этот платок, то книга закончилась бы этой строчкой. Хотя почему именно этой строчкой? Она вообще могла бы не начаться.

По факту случившегося было проведено узкое совещание у генерал-губернатора Степного края.

– Похоже, что это привет за Анненскую медаль, – сказал генерал Надаров. – А всем господам офицерам желательно постоянно иметь при себе личное оружие для скрытого и открытого ношения. Пусть знают, что мы всегда дадим им достойный отпор.

День шел за днем, и настало время экзамена у Марфы Никаноровны. Она хирургическая сестра с образованием и опытом, а специализированные курсы дают врачебную квалификацию. Я не сильно разбираюсь во врачебных квалификациях, но она должна получить категорию младшего врача. Упорство, моя помощь и поддержка помогли.

Вручение Марфе Никаноровне диплома совпало с вручением указа о производстве меня в поручики с причислением к армейской пехоте, о чем настоятельно просил генерал-губернатор Степного края генерал Надаров в прошении о производстве. Это было нечто. Моя должность, награды, ходатайство жандармского управления и вот, представьте себе – поручик!

И снова кабинет генерала Надарова. И снова там генерал-лейтенант Медведев и подполковник Скульдицкий.

– Иди, молодец, сюда, – сказал генерал, – посмотрю я на тебя, какой ты стал. Если так пойдет, то еще при нашей жизни в военные министры выйдешь, нас, стариков, песочить будешь. Сперанский, подойдите сюда, – позвал генерал своего адъютанта, – помогите нам погоны новые надеть.

Погоны надеваются очень просто. Пуговица на шнурке. Развязывается узелок, снимается пуговица и погон уже снят. Надевается точно так же. В обратном порядке надевается новый погон, в отверстие продевается шнурок с пуговицей, шнурок продевается в отверстия на кителе, шнурок завязывается и все готово.

Приятно получать золотые погоны. Когда я в первый раз получил золотые погоны, то я как лошадь постоянно осматривал их, не поворачивая головы.

– А вот это еще подтверждение вашего офицерского состояния, – сказал генерал-губернатор и вручил мне эполеты с тремя звездочками.

– Служу царю и Отечеству! – сказал я.

– Не посрами нас, сынок, – напутствовал меня генерал Надаров.

Вышедший вслед за мной подполковник Скульдицкий сказал, что по приватным данным, за мое производство в поручики перед царем ходатайствовал и сам святой старец Григорий Ефимович Распутин.

– Вы-то откуда старца знаете? – недоумевал жандарм.

– Да как-то так, познакомились на съезжей в полицейском участке, – рассказал я, – он был арестован по хлыстовскому делу в прошлом году. Поговорили с ним малость, дал ему внушение, чтобы не охальничал, но я не говорил, кто я такой, вот что удивительно.